— Кушать подано!

И тут же вниз по лестнице ринулась Бандитка, приняласьпрыгать вокруг обоих и приглашать наверх к столу, где сейчас будут есть, гдеуже сидит Красотка и следит влюбленными глазами за гостьями, а вот она,преданная и верная, сумела заставить себя отбежать от накрытого стола.

— Идем-идем, — заверил Мрак псину, крикнул громче:— Идем, Тигги!.. Эх, Олег, все равно себя как-то паршиво чувствую. Тебе-то что,у тебя морда бесстыжая, а я человек чувствительный, нежный… Все время кажется,что обманываем двух дурочек.

— А мы обманываем, — хладнокровно ответил Олег. Онпогладил собаку, поднялся. — Что делать…

— Да я не в том смысле! Я в смысле, что обманываем ещехуже, по-мелкому. Как будто два переодетых принца клеятся к двум крестьянкам, ате уши развесили. Мы могли бы им сразу все показать… да знаю-знаю, что нельзя,но все-таки неловко. Все-таки хитрости и обманы — это по твоей части, а я так,рядом постоял с жуликом, но все равно виноват.

Олег развел руками:

— Мрак, давай о другом думать. Нам нельзя уходитьдалеко в космос… в смысле, нам вдвоем, пока не увидим, что здесь планета уже негорит. Ты же видишь, как спокойно Виктория рассуждает о тысячах убитых? Негде-нибудь при извержении вулкана, когда сделать ничего нельзя, не во времявойны, а при каких-то стычках футбольных болельщиков! Более того, самахладнокровно проектирует будущие столкновения, планирует и проводит в жизнь. Ипоступает в самом деле милосердно: не выпущенный в свисток пар может разнестикотел. Так что у нас еще то времечко, гуманисты прошлого века в гробупереворачиваются от таких свобод!

Они пошли по лестнице наверх, Мрак пару раз зыркнулисподлобья, вздохнул, обронил сочувствующе:

— Олег, ты стал весь какой-то не такой.

— А какой?

— Ну, раньше был медленный такой, величавый… почтивеличавый. Мудрость искал! А теперь нервный, суетливый, раздраженный. Это что,нашел, значит? Теперь не помещается?

Олег отмахнулся от нелепых шуточек.

— Мрак, приходится принимать непопулярные решения. А ятоже, как и все, хотел бы в белом и с лебедиными крыльями за спиной!

— Ты? — удивился Мрак.

— А почему нет? — спросил Олег затравленно.

— Да просто я так уж привык, ты всегда с бесстыжеймордой и горящим взором, устремленным в далекое и обязательно светлое, аж глазарежет, будущее. Я вот только не понял: перед кем это непопулярными? Ты передкем отчитываешься? На кого оглядываешься?

— На себя, — огрызнулся Олег. — Что, мало? Ясвоим мнением, знаешь ли, очень дорожу. Я свою систему ценностей выстраивал не одностолетие! И вот сейчас все вдрызг?

Мрак возразил:

— Ну почему вдрызг?

— А потому, — сказал Олег с нажимом, — чтонадо. Не срабатывают прежние системы ценностей. Даже вредными стали. Хуже, чемгири на ногах пловца. Прежний красивый лозунг, что всякий человек ценен, —уже вредный лозунг. Он и раньше был только лозунгом, но полезным лозунгом, носейчас, когда, как я говорил, только в промышленности сразу два миллиардачеловек станут безработными, да еще столько же прибавится из числа ныне занятыхна сельхозработах…

Он поймал себя на том, что остановились перед роскошнонакрытым столом и все еще спорят, а Тигги смотрит на них обиженно, в то времякак Виктория, напротив, прислушивается очень заинтересованно.

Мрак первый виновато развел руками:

— Простите! Этот зануда меня совсем достал. Господи,кто это сумел создать такое чудо?

Виктория насмешливо сощурила глаза, мол, тот, кто набилхолодильники первоклассными продуктами, да еще и стол на кухне завалил к ихприезду, а Тигги воскликнула польщенно:

— Это мы, мы с Викторией старались! Нравится? Мракпотер ладони, глаза жадно шарили взглядом по тарелкам, блюдам, вазам, ноздрираздувались, как крылья взлетающей летучей мыши, улавливая запахи.

— Нравится? Не то слово!.. Я и тарелки заодно сожру!Олег ощутил, что в самом деле проголодался, да и все смотрят на стол блестящимиглазами, вон с каким азартом женщины накинулись на еду, перелет черезСредиземное море, а потом на вертолете разожгли аппетит, прекрасно. Мрак сразуже начал с мяса, пренебрегая зеленью и всевозможными холодными закусками,Виктория добросовестно истребляла салат из рыбы и креветок, Тигги вообще спервадолго клевала яйца колиперок, едва ли крупнее красной икры, зато вроде бы жутькакие целебные, Олег позволил Виктории натаскать ему на широченную тарелкувсего-всего, а потом добросовестно принялся истреблять это все-все, во ртупросто таяло, с грустью подумал, что этого всего человек будущего лишится…Впрочем, точно так же лишился удовольствия ездить в карете, что былонесказанным счастьем, пока не был изобретен автомобиль. Но что будет естьчеловек будущего? Что-то он пока что не чувствует особой радости от поеданиякосмической пыли. Поел — и ладно. Или пока еще не научился, не развилрецепторы?

После обеда Тигги убежала проверять пляж, еще долго слышалсявизг, какая чистейшая прозрачная вода, ее совсем не видно, какой белый-белыйпесок, какие смешные рыбки, а что это там такое дальше в воде, Виктория все ещеосматривалась в здании, в глазах появилось сомнение.

— Слишком шикарно, — произнесла онахолодновато. — В самом деле, слишком. Настолько, что начинаешь сомневатьсянасчет исследовательской лаборатории. Или полигона испытаний.

Олег ухмыльнулся:

— Да? Во-первых, что шикарно сейчас, завтра будетдоступно очень многим. Не пролетариату, конечно, но большинству работающих.

Она прищурилась, голос прозвучал с некоторым вызовом:

— А неработающим? Он спросил сердито:

— Вы с Мраком сговорились, что ли?

— Это у вас больное место?

— А у кого не больное? — ответил он вопросом навопрос. — Аналитики предсказывают, что, как только нанотехнологиизаработают, две трети населения потеряют работу. Вы же знаете, много это илимало. Что с ними делать — вопрос, из вопросов. Большинство экспертов,естественно, как русская интеллигенция, просто увиливают от прямого ответа. Нехотят говорить неприятные вещи, каждый надеется, что скажет кто-то другой.

Они вышли на веранду, отсюда открывается шикарный вид наморе. Солнце уже опускается к горизонту, обнаженные плечи не жгло, как налужайке перед домом, а ласково обцеловывало, голубоватая вода обрела спервазеленоватый оттенок, но солнце опустилось ниже, море стало желтым, а потом ивовсе оранжевым, волны сгладились, осели, там уже не вода, а тяжелое масложелтого цвета.

Не в силах удержаться на небосклоне, солнце сползало всениже, еще не коснулось волн, а они все вспыхнули пурпуром, гребешки волнотсвечивали оранжевым, от острова к самому горизонту, где опускалось солнце,протянулась широкая полоса расплавленного металла.