«Тогда зачем рассчитывать вес камня, если бык все равно непотащит слишком тяжелый?»

«Это не из-за камня, а из-за цепей, — Иосиф указал на одногобыка, тянувшего камень размером с маленький дом. Голова животного была опущена,глаза терпеливо смотрели вперед, пока погонщик охаживал его палкой. Каменьрывками продвигался вперед, оставляя в земле борозду, в которой вполне мог быспрятаться одиннадцатилетний мальчик. — Бык тащит камень, пока может, но онничего не знает о цепях или о перегрузке».

«А что это?»

«Это когда лопается цепь, — сказал Иосиф. — Лопается и летитв сторону. Не дай Бог нам увидеть это. Ужасное зрелище! Она может разорватьпогонщика или перерубить ноги самому быку».

Иосиф затянулся в последний раз и бросил остатки сигары вгрязь.

«Перегрузка, — сказал он, — это то, о чем важно знатьпринцу. Цепь рвется, если груз слишком велик, и человек тоже. Помни это».

Он вспомнил это теперь, когда дергал за свою первую веревку.Сколько нужно сплести, чтобы они выдержали его вес? Пять? Десять? Лучшеошибиться в большую сторону. Если они не выдержат… на площади Иглы оченьтвердые камни.

Питер тянул, пока не заболели мышцы на руке. Когда веревкапорвалась, Питер прикинул, что тянул с силой, примерно равной тяжестишестидесяти футов.

Не так уж плохо.

Позже он выбросил обрывки веревки за окно. Утром ее подметутвместе с прочим мусором.

Мать Питера, видя его интерес к обстановке кукольного дома,научила его ткать веревки и плести из них маленькие коврики. За годы любоеумение обычно забывается, но у Питера было достаточно времени, чтобы вспомнитьи потренироваться.

Питер сплетал вручную две веревки и вплетал между нимитретью, но ниже, так, что ее конец спускался вниз, как основа дальнейшейработы. У него ушло три недели на обучение и четвертая — на запоминаниесистемы. Но в результате получилась настоящая веревка. Он смог ее разорвать,только обернув концы вокруг обеих рук, после долгих усилий.

В его спальне под потолком были дубовые брусья. Он могпопробовать веревку на прочность, привязав ее к одному из них… А если онапорвется, начнет все сначала. Но эти мысли ничего не давали, надо было простоработать.

В каждой нитке было около двадцати дюймов, но три из нихуходило на узлы. За три месяца он сплел веревку из трех частей, каждая из которыхбыла соткана из ста пяти ниток длиной в три фута. Однажды ночью, когда пьяныетюремщики играли в карты внизу, он привязал веревку к балке. Половина ее длиныушла на балку и узел.

Выглядела она ужасно тонкой.

Питер повис на ней, ожидая, что веревка вот-вот лопнет, и онсвалится на пол.

Но эта держала.

Почти не в силах в это поверить, Питер висел на тонкой, елевидимой веревке почти минуту, потом встал на кровать, чтобы отвязать узел. Ондолго не мог это сделать — глаза заливали слезы. Он не испытывал такой радостис тех пор, как получил записку Бена.

Он держал веревку под матрасом, но это не могло продолжатьсядолго. Высота Иглы была триста сорок футов; от его окна до камней площади — неменее трехсот. Рост Питера был шесть футов, и он надеялся, что сможет спрыгнутьс высоты двадцати футов без вреда для себя. Оставалось двести семьдесят.

Один из камней в восточной стенке спальни расшатался, иПитер без особого труда смог его вынуть. За камнем оказалась пустота, и онсунул туда руку, похолодев при абсурдном ожидании, что оттуда, из темноты,что-то схватит его или укусит.

Ничего не случилось, и он уже собирался вынуть руку, когдапальцы почувствовали металлический холод. Питер вытащил руку — медальон в формесердца на цепочке. По виду и медальон, и цепочка были из золота, но казалисьстранно легкими. После тщательного осмотра Питер нащупал потайную пружинку, имедальон со щелчком раскрылся. Внутри были два портрета дивной работы,маленькие, как картины в кукольном доме. Питер смотрел на них с мальчишескимвосторгом. Мужчина и женщина, очень красивые. На губах мужчины застыла улыбка;темные глаза женщины были печальны. Медальон явно был очень старым, но лицаэтих людей показались Питеру знакомыми. Он их где-то видел.

Он посмотрел на заднюю крышку. Там было что-то вродевензеля, но настолько стертого, что разобрать инициалы он не смог.

По какому-то наитию он опять полез в отверстие. На этот разон нащупал листок бумаги — ветхий, но с ясным текстом и четкой подписью. ЛевенВалера, зловещий Черный герцог из Южного бароната. Валера, который мог статькоролем, но вместо этого провел остаток жизни в Игле за убийство своей жены.Неудивительно, что он узнал портреты. Мужчина был Валера, а женщина — его женаЭлинор, о красоте которой слагали баллады.

Письмо было написано странными рыжеватыми чернилами и спервой строчки тронуло холодом сердце Питера. Чем дальше он читал, тем большеего бил озноб, и не только из-за сходства судьбы Валера с его собственной.

«Нашедшему это письмо…

Я пишу его собственной кровью из вены, которую я вскрылзубами. Перо мое — обломок ложки, каковой я долго точил о камни моей Темницы.Почти четверть века провел я здесь; я вошел сюда Юношей, теперь же я Старец. Комне вновь пришла Болезнь, и боюсь, что на сей раз я не выживу.

Я не убивал мою Жену. Хотя все улики против меня, я неубивал мою Жену. Я любил ее и все еще люблю, хотя ее дорогое Лицо померкло вмоей вероломной Памяти.

Я уверен, что Элинор убил королевский волшебник и сделалтак, что в этом обвинили меня, ибо я стоял на его Пути. Похоже, что его Планыисполнились, но я верю, что в конце концов Боги накажут Злодея. Его Деньпридет, и я верю в это все сильнее по мере приближения моего собственногоКонца.

Верю, что Некто войдет в это место скорби и найдет мое послание,и к нему взываю я: Отмщение, Отмщение! Забудьте меня и мою жалкую Смерть, нозаклинаю, не забывайте мою дорогую Элинор, убитую и собственной постели! Это нея отравил ее вино; я кровью пишу имя Убийцы: Флегг! Флегг! Флегг!

Возьмите медальон и покажите ему прежде чем освободить Мирот этого величайшего Злодея — покажите, чтобы он знал, что я сыграл роль в егоПадении, даже из моей Могилы.

Левей Валера».

Может, теперь вы поймете состояние Питера. Может, вы пойметеего еще лучше, если я напомню, что никто не знал истинного возраста Флегга.

Питер читал о преступлении Левена Валера — в древнейистории. И теперь этот пожелтевший клочок бумаги называл по имени истинноговиновника этого преступления.