Майкл отошел и стал растапливать печь. Онстоял к ней спиной и ждал, когда огонь разгорится. Длинная изогнутая линияспины.

Вот он наклонился и открыл печь, чтобы броситьв нее уголь. Кидал его сильными движениями. В комнату вырвалось черное облакодыма. Майкл стоял, словно освещенный факелами. Огонь лизал уголь. Трещал,щелкал. Майкл захлопнул дверцу и повернулся к Руфи. Какие странные у негоглаза. Что в них? Вопрос? Или мольба? Он показал на свою наготу. Потом на нее.Кивнул на альбом для набросков.

На Руфь налетел необъяснимый порыв. Поднял изакружил, все быстрее и быстрее. Лишил воли. Он был так силен, чтосопротивляться было бесполезно. Для того она и пришла сюда.

Она сдернула джемпер, платье. Немногопомешкав, сняла белье. За это время она ни разу не взглянула на него и,наконец, замерла, понурив голову.

Майкл накинул на дверь крючок и задернулстарые занавески. Кольца занавесок заскрежетали на медном карнизе. Когда Руфьподняла глаза на Майкла, он уже раскрыл большой альбом для набросков. Потомвыдвинул на середину комнаты мольберт и поставил на него альбом.

В ту минуту, когда он посмотрел на нее, онапоняла, что все изменилось. Это не был взгляд мужчины, увидевшего ееобнаженной, это был взгляд человека, увидевшего что-то прекрасное, что он хотелнарисовать.

Не прикасаясь к Руфи, Майкл показал ей, гдесесть, и дал в руки бабушкину корзинку, словно понял, что ей это необходимо.Потом он велел ей распустить связанные в пучок волосы. Они были еще влажные отдождя. Показал, как расчесать волосы пальцами. Так! Потом показал, как сесть.Расставив ноги и немного вытянув их вперед. Чуть-чуть нагнуться над корзинкой,одна рука под грудью. Руфь следила глазами за его движениями. Руки у него былисмуглые.

Майкл обошел ее вокруг. Измерил ее пропорции.Раскурил трубку. Снова обошел вокруг. Немного откинул занавеску. Склонил головунабок и встал за мольберт.

Время обернулось синей неподвижной тенью. Онзажег третью лампу. В печке трещал огонь. Он спросил, не хочется ей пить? Нехолодно ли? Она покачала головой. Один раз он подошел к ней и приподнял ееподбородок, почти не .. гнувшись его. Долго смотрел на что-то в ее голове иснова отошел к мольберту.

Он умел почти все из того, чему ей ещепредстояло учиться. Знал все, что еще предстояло ей узнать. Руфи захотелось,чтобы он посмотрел на нее. Увидел, что она готова отблагодарить его за то, чтоон поделился с нею красками и холстом. Или не за это? Может, во всем виноватохвативший ее трепет? Может, из-за него Руфи хотелось, чтобы Майкл подошел кней и взял ее за подбородок? По-настоящему.

Но он не подошел. Рука его поднималась иопускалась. Едва слышно поскрипывал уголь. Он перелистнул альбом. И сноварисовал. Разглядывал что-то важное, скрывавшееся в ней. Ее обратную сторону. Накоторую никому раньше не приходило в голову взглянуть.

Потом ему захотелось, чтобы она устроилась накровати среди подушек. Откинулась назад. Так, да, так. Без бабушкиной корзинкиона почувствовала себя еще более обнаженной. Пугающе обнаженной. Ей хотелосьприкрыться. Она пошарила вокруг, но ничего не нашла. И осталась лежать, каклежала. От покрывала, на котором она лежала, у нее чесалась спина. От егоквадратов, связанных из грубой шерсти. Руфь беспомощно посмотрела на Майкла.Теперь он владел ею целиком.

Он подбросил в печь угля. Над крышей взлетелиискры. Она видела, как за окном, вылетая из трубы, они падают в траву. Чернаясажа в опасном снопе искр. Майкл слишком сильно растопил печь. Руфь представиласебе, что все пылает в огне, что им нужно спасаться. Голыми. Жители Островасбежались к дому и обнаружили их. Она вдруг увидела себя и его обнаженными встиле Шиле. Это испугало ее. Но она начала смеяться. И сама слышала, что это неее смех. Он принадлежал кому-то, о ком она не имела представления, кто не желалпоказываться на глаза. Чем сильнее пожар пылал у нее перед глазами, тембезудержнее она смеялась.

Майкл перестал рисовать, сперва он былудивлен, потом опустил руку с углем.

— All right, all right"[14], — сказал он.

Руфь пыталась объяснить, и кое-что он,наверное, понял, потому что даже улыбнулся. Но вдруг, когда он отошел отмольберта и на него упал свет, Руфь увидела произошедшую с ним перемену. Егофаллос поднялся. Он был направлен в комнату и смотрел прямо на нее. Этого неможет быть. Конечно, нет. А глаза Майкла? Мог ли кто-нибудь написать илинарисовать такие глаза?

— You most go now, Ruth. It’s just morning"[15], — услыхалаона.

Она быстро вскочила и схватила платье, упавшеесо стула. Через секунду она была уже одета. Ей было стыдно. Ужасно стыдно. Ведьвиновата во всем была только она. Уж это-то она хорошо понимала. Она испортилакартину.

Когда Руфь хотела прошмыгнуть мимо него кдвери, он схватил ее за руку и прошептал что-то невнятное. Тепло егообнаженного тела было слишком близко. Грудь. Плечи и руки.

— Coming back?"[16] — услышалаона. Низкий, сдавленный голос. Неужели все это происходит с ней, но не наявуже! Она приподнялась на цыпочки и прижалась лбом к его груди. Чуть колкой.

Он тут же обхватил ее. Горячий, настойчивый.

— Нет! — всхлипнула она, отбиваясь.

Майкл мгновенно отпустил ее и буркнул что-тоголосом того, кто стоял за мольбертом. В нем было два человека. Не похожих другна друга. Один стремился уловить линии Шиле. Другого нельзя было дразнить, онбыл не лучше ее самой.

Она не знала, кто из этих двоих отворил дверьи выпустил её из дома.

* * *

Прошло много дней, прежде чем Руфь снова пошлана берег. В свое треугольное окошко она увидела Майкла, он шел вдоль берега смольбертом и альбомом для набросков. Собака то убегала вперед, то догоняла его.Потом они скрылись за скалами.

Последнее сено было убрано, и мать быланастроена благодушно. Все свободное от уборки сена время Йорген пропадал уМайкла. Однажды вечером он передал Руфи от него записку. Майклу хочется поучитьее писать маслом, если, конечно, она не против. В какой-нибудь солнечный день.Йорген может показать ей, где он обычно пишет.

Неужели он думает, что она боится его? А онабоится? Может быть. Однако не настолько, чтобы отказаться от такого урока. Нет.Надо только собраться с духом. Как бы страшно ей ни было!

Майкл стоял в запачканных краской штанах, всоломенной шляпе с большими полями и писал островки, скалы, где сушилась рыба,и мол. Пейзаж был похож и непохож. Майкл захватил холст с красками и на еедолю. Значит, он всегда думал о ней, выходя из дома? Думал, что она придет?