Они шагнули через порог, Эдди даже немного опередил Роланда.

Уже на той стороне его вдруг снова пробила дрожь, а все телоего свело судорогой — первые симптомы острого героинового голодания. И еще —тревожная, запоздалая мысль.

— Погоди! — крикнул он. — Мне на минуточку нужно вернуться!У него в столе! Или в соседнем каком-нибудь офисе! Товар! Если Генри держалиподколотым, значит, там есть! Героин! Мне нужно! Нужно!

Он умоляюще посмотрел на Роланда, но лицо у стрелка былокаменным.

— Этот этап твоей жизни уже завершился, Эдди, — сказалРоланд и преградил ему путь левой рукой.

— Нет!— закричал Эдди, вцепившись в стрелка.— Ты неврубаешься! Мне нужно! МНЕ НУЖНО!

С тем же успехом он мог бы царапать камень.

Стрелок захлопнул дверь.

Она издала тихий щелчок, означающий бесповоротноезавершение, и упала плашмя на песок. Из-под краев ее взметнулись облачка пыли.Больше за дверью не было ничего, и надпись на ней пропала. Эти врата междумирами закрылись уже навсегда.

— НЕТ! — завопил Эдди, и чайки ответили ему криком, вкотором как будто сквозило насмешливое презрение. Омароподобные тваривыщелкивали свои вопросы, как бы намекая, что он их расслышит гораздо лучше, еслиподойдет поближе, и Эдди упал на песок, продолжая кричать, и трястись, икорчиться в судорогах.

— Эта нужда пройдет, — сказал стрелок и достал одну упаковкулекарства из кармана эддиных джинсов, которые были очень похожи на егособственные штаны. Он опять сумел разобрать несколько букв, хотя и невсе.Чифлет, так он прочитал это слово.

Чифлет.

Лекарство из того, другого мира.

— Смерть или спасение, — пробормотал Роланд и проглотилвсухую две капсулы. Потом принял еще три астина, лег рядом с Эдди, обнял егокак можно крепче, и уже через пару минут они оба заснули.

Время, что воспоследовало за этой ночью, в сознании Роландапредставилось временем сломленным, разбитым на сотню осколков. Время, которогоне было. Он запомнил лишь вереницу образов и мгновений, и разговоров безсодержания; образы проносились мимо, как одноглазые валеты и тройки, девятки икроваво-черная сучка, Паучья Королева — карты в быстро тасуемой колоде.

Позже он спросил Эдди, сколько все это продолжалось, но Эддитоже не знал. Время исчезло для них обоих. Время разрушилось. В Аду не бываетвремени, а каждый из них пребывал в своем собственном частном аду: Роланд — ваду заражения и лихорадки, Эдди — в преисподней ломки.

— Меньше недели, — сказал Эдди. — В этом я точно уверен.

— Откуда ты знаешь?

— Таблеток, которые я тебе дал, должно хватить на неделю. Апотом мы посмотрим, что с тобой будет. Одно из двух.

— Либо я вылечусь, либо умру?

— Точно.

Перетасовка

Когда сумерки растворяются во тьме ночи, раздается выстрел:сухой грохот, натыкающийся на неизбежный и неотвратимый плеск волн, что замираетна пустом берегу — БА-БАХ! Пахнет порохом. Похоже, у нас проблемы, думаетстрелок и тянется за револьвером, которого нет. О нет, это конец, это…

Но выстрелов больше не слышно, и что-то запахло во тьме

Перетасовка

Так хорошо. Так вкусно. После всего этого долгого темного исыпучего времени, что-то готовится. Варится. Это не просто запах. Теперь Роландразличает треск хвороста и тускло-оранжевое мерцание маленького костерка. Инойраз, когда с моря тянет ветерком, он чует пахучий дым и еще один аромат, откоторого слюнки текут. Еда, думает он. Боже мой, я же голоден! А если яголоден, может быть, я поправляюсь.

Эдди, пытается он сказать, но голоса нет. Горло болит, оченьсильно болит. Надо нам было взять и астина тоже, думает он и пытаетсязасмеяться: все снадобья — для него, и ни одного — для Эдди.

Появляется Эдди. В руках у него жестяная тарелка. Стрелокузнает ее тут же: тарелка из его собственного мешка. На ней — дымящиеся кусочкирозовато-белого мяса.

Что?— пытается он спросить, но издает только слабый хрип.

Эдди читает по губам.

— Я не знаю, — говорит он раздраженно. — Но я от него неумер. Ешь, черт бы тебя побрал.

Он видит, что Эдди бледен, что Эдди трясет, чует, что пахнетот Эдди не то дерьмом, не то смертью, и понимает, что Эдди сейчас погано. Онтянет руку, чтобы как-то его ободрить, успокоить, но Эдди отталкивает ее.

— Я тебя покормлю, — говорит он раздраженно. — Мать твою,если б я знал, почему. Мне бы надо тебя убить. Я так бы и сделал, но вдругподумал, что если ты раз пробрался в мой мир, то, черт тебя знает, может, тыснова сможешь.

Эдди оглядывается по сторонам.

— Да и не улыбается мне сидеть здесь одному. В компанииэтих… ползучих.

Он опять смотрит на Роланда, и вдруг его сотрясает дрожь —такая сильная, что он едва не роняет тарелку с мясом. Но приступ скоропроходит.

— Ешь, черт тебя побери.

Стрелок ест. Мясо совсем неплохое — оно восхитительное. Онсъедает три куска, а потом все опять расплывается

Перетасовка

В попытке заговорить, но получается только сдавленный шепот.Эдди приникает ухом к его губам, хотя оно и отодвигается каждый раз, когда телоЭдди трясется в конвульсиях. Стрелок повторяет:

— На север. На север… по берегу.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, — шепчет он.

Эдди смотрит на него.

— Ты повернутый. Сумасшедший.

Стрелок улыбается и пытается отключиться , но Эдди бьет егопо щеке. Бьет сильно. Голубые глаза Роланда широко раскрываются и на мгновениев них загорается столько огня и жизни, что Эдди чувствует неловкость, а потомгубы его расползаются в улыбке, больше похожей на оскал.

— Ладно, можешь отрубаться, — говорит он, — но сначала примиколеса. Пора. Во всяком случае, судя по солнцу. Так мне кажется. Я, правда, небыл бой-скаутом, так что я не могу говорить наверняка. Но, сдается мне, судя посолнцу, пора открывать контору. Открой ротик пошире, Роланд. Доктор Эдди дасттебе пилюльку, гребаный похититель детей.

Стрелок открывает рот, как младенец навстречу материнскойгруди. Эдди кладет ему в рот две таблетки и небрежно заливает их свежей водой.Роланд предполагает, что вода эта — из ручья в холмах на востоке и она можетбыть ядовита. Эдди не знает, как различать хорошую и плохую воду. Но с другойстороны, сам Эдди, кажется, в полном порядке, а выбора все равно нет. Ведь нет?Нет.