Словно прочтя его мысли, Мэтт сказал:

— Билл и Дейв здесь, чтобы охранять и защищать не только моиинтересы, но и твои.

Замечание заставило Стюарта поднять голову и бросить наМередит взгляд, полный нескрываемого пренебрежения, явно предостерегающий ее неверить ни единому слову. Мередит заметила этот взгляд и почувствовала себянеизмеримо увереннее. Стюарт, может быть, моложе и меньше ростом, чем эти двое,но уж отнюдь не глупее и не позволит себя обойти.

Мэтт тоже заметил этот взгляд, но не обратил на неговнимания. Повернувшись к Мередит, которая уже хотела было сесть, он снова взялее под руку и начал приводить свой план в исполнение.

— Мы как раз решили выпить перед тем, как появились вы, —солгал он, пристально глядя на адвокатов. — Что будете пить, джентльмены?

— Скотч с водой, — поспешно ответил Левинсон, поняв, что емуприказывают выпить, хочет он того или нет, и послушно откладывая папку, которуюуже приготовился открыть.

— То же самое, — эхом отозвался Пирсон, откидываясь наспинку кресла, словно времени у них было больше чем достаточно.

— А вы, Уитмор? — осведомился Мэтт. — Что вы хотели бывыпить?

— Перье, — отчетливо сказал Уитмор. — С лаймом, если у васесть.

— Есть.

Мэтт взглянул на Мередит, но та покачала головой:

— Мне все равно.

— В таком случае не поможешь мне разнести стаканы? —попросил он, пытаясь улучить возможность поговорить с ней наедине. — Мнесказали, что эти трое представителей закона не раз сидели друг против друга застолами для совещаний. Уверен, что они найдут о чем поговорить.

Приказав таким образом занять Стюарта, Мэтт повел Мередит кбару. Позади Левинсон уже разразился оживленной тирадой, комментируя сложнейшийсудебный процесс, отчеты о котором появились во всех газетах, а Пирсон вторилему. Оба говорили достаточно громко, чтобы дать возможность Мэтту сказать все,что он хотел, с глазу на глаз.

Бар представлял собой врезанный в стену полукруг из узкихвертикальных зеркальных полос, и стоило Мэтту встать за прилавок, как онполностью исчез из поля зрения. Однако Мередит упрямо оставалась по другуюсторону, уставясь в зеркальную стену, словно загипнотизированная игрой цветныхогней, отражавшихся от хрустальных стаканов. Сняв крышку с ведерка, Мэттположил лед в пять стаканов, вытащил пробку из хрустального графина, плеснулскотч в три стакана и водку в четвертый.

Заглянув в холодильник под стойкой, Мэтт небрежно спросил:

— Не принесешь мне перье?

Мередит кивнула, с явной неохотой обошла стойку и,старательно избегая его взгляда, вынула бутылку перье и лайм. Водрузив все этона прилавок, она повернулась, чтобы выйти.

— Мередит, — тихо сказал Мэтт, положив ладонь на ее руку, —почему ты не смотришь на меня?

Мередит подскочила словно от удара тока, но послушно поднялаглаза. Напряжение почти покинуло это тонкое лицо. Она даже умудрилась слегкаулыбнуться и, вздохнув, призналась:

— Не знаю почему, но я нахожу все это испытание чрезвычайнозатруднительным и сгораю от смущения.

— Поделом тебе, — поддразнил он, пытаясь развеселить ее. —Разве никто тебе не говорил, что нехорошо покидать человека одного, в постели,да еще с прощальной запиской? Заставлять мучиться вопросом: уж не пренебрежениели это по отношению к нему.

Мередит едва не рассмеялась вслух, и Мэтт широко улыбнулся.

— Конечно, это было ужасно глупо, — кивнула она, и никому изних в голову не пришло удивиться тому, что какой бы долгой ни была разлука,какими бы неприятными ни были обстоятельства этой встречи, они по-прежнемумогут свободно и обо всем беседовать друг с другом.

— Не могу объяснить, почему сделала это, ибо сама непонимаю.

— Зато, кажется, понимаю я, — заверил Мэтт. — Вот выпей это.

Он вручил ей водку с содовой, но когда Мередит попыталасьотказаться, покачал головой:

— Это поможет легче перенести все, что последует. Подождав,пока она сделает глоток, Мэтт сказал то, зачем привел ее сюда:

— Я бы хотел попросить у тебя одолжения. Мередит, удивившисьторжественности тона, пристально посмотрела на Мэтта.

— Какое именно?

— Помнишь, как на ферме ты просила меня о перемирии?

Мередит кивнула, вспомнив тот полный щемящей нежностимомент, когда их руки соединились.

— Теперь я прошу тебя о том же — о перемирии, прекращенииогня с той минуты, как мои адвокаты начнут говорить, до того момента, как тыпокинешь комнату.

Тревога пронизала Мередит, смутная и неопределенная. Онамедленно опустила стакан, изучая его непроницаемое лицо.

— Не понимаю.

— Я прошу тебя выслушать условия моего предложения ипомнить, что какими бы они… — Мэтт замолчал, пытаясь найти подходящий эпитет,поскольку условия наверняка поразят ее. Неприемлемые? Раздражающие?Невыносимые? Непристойные?

— Какими бы необычными они ни показались тебе, я делаю то,что, как искренне считаю, будет наилучшим для нас обоих. Мои адвокаты хотятобъяснить, что произойдет, если ты отвергнешь эти условия, и вначале ты,наверное, почувствуешь, что загнана в угол, но прошу, не стоит вставать иуходить или посылать нас троих к черту, как бы ты ни рассердилась. И наконец, япрошу тебя уделить мне после встречи пять минут, когда остальные разойдутся. Нескрою, за это время я попытаюсь убедить тебя согласиться на мое предложение.Если не сумею сделать этого, можешь послать меня к дьяволу и уйти отсюда. Нукак, по рукам?

Тревога Мередит с каждой минутой возрастала… однако онвсего-навсего просит ее остаться здесь на час-полтора и при этом не выходить изсебя.

— Я пошел на твои условия тогда, на ферме, — напомнил он, —и неужели так уж многого прошу у тебя?

Не в силах противостоять спокойной напористости егоаргументов, Мередит медленно покачала головой.

— Наверное, нет. Хорошо, согласна. Мир, — вздохнула она и сизумлением увидела, что Мэтт протягивает руку точно так же, как сделала онанесколько дней назад, только свою он повернул ладонью вверх. Сердце Мередиттревожно вздрогнуло, но она вложила руку в эту большую ладонь и ощутила крепкоепожатие.

— Спасибо, — кивнул он.

Тогда… тогда она тоже благодарила его. Мередит вздрогнула.Пораженная тем, что то мгновение, на ферме, оказалось, было для него столь жедрагоценным, как для нее, она попыталась ответить улыбкой и повторила егоответ: