Но спустя некоторое время наступило отрезвление. Я поняла,что это бизнес. Бабушки, с несчастным видом выклянчивающие «на хлебушек», имеютродственников, и никаких ветеранов среди калек нет. Их привозят из бывшихсоюзных республик, чтобы выколачивать из людей деньги. Поэтому теперь я неподаю никому, кроме тех, кто сидит на ступеньках в окружении разномастных собакс табличкой «Содержу приют». Тоже глупо, скорей всего дворняги просто приведеныс улицы, а рублики пойдут попрошайке на выпивку. Но ничего поделать с собой немогу. И еще всегда опускаю монетки в «церковную кружку». С одной стороны, яатеистка, но с другой… Вдруг там, наверху, кто-то есть?

– Зря ты этой мошеннице потакаешь, – сурово сказала женщинав темном платке, торгующая книгами.

– Так на храм! Торговка ухмыльнулась:

– Это на глупеньких и рассчитано. Да хочешь знать, сампатриарх по телевизору недавно говорил: никого не благословляли деньги собирать.По улицам ходят самозванцы и мошенники. Что же касается этой особы, так она намотлично известна. Галка Мамонова, пьяница, хороша монашка…

Продавщица продолжала бубнить, но я уже бежала к метро,полная энтузиазма. Монашка! Завтра же поеду к сестре Ежи в монастырь. Может,Ляля все-таки там? Правда, матушка Евдокия не захотела отдать девочку Аське, ноя очень хорошо знаю Бабкину. Небось влетела к женщине в келью и заорала:

– Где моя дочь? Сейчас же верните Лялю!

Представляю, как переполошилась матушка. Во-первых,совершенно неизвестно, что сказал ей брат, когда передавал Лялю. Может, велел:

– Никому ни слова о ребенке! Кто бы ни приехал и нипотребовал, не вздумай показывать девочку!

Вот Евдокия и держалась, словно Брестская крепость поднатиском врагов, и не вернула Лялю матери. Монастыри стоят в уединенных местах,ни телевизора, ни радио там, как правило, нет, скорей всего, отсутствует ителефон. Наверное, Евдокия еще не знает о смерти брата. И мне придется статьвестницей несчастья… Хотя глубоко верующие люди относятся к факту кончиныближайшего родственника по-другому, чем атеисты.

Скорбя о тех, кого никогда более не встретят на земле, онитем не менее уверены, что не расстаются навеки, ждут свидания в ином мире, загробовой доской. Иногда мне делается тоскливо: ну отчего с самого детства никтоне вложил мне в голову элементарные постулаты веры? Вот Женечка Громова вырослав семье, где все ходят в церковь, и ей намного легче жить. Неприятности Женькапринимает стойко, считая, что господь посылает испытания только тем, коголюбит. Я же начинаю убиваться и расстраиваться, задавая себе бесконечно вопрос:ну почему именно со мной приключилась незадача? А Женя с радостным лицомвосклицает:

– Мне ниспослано испытание, и я должна его достойно пройти!

Я ей завидую, что, между прочим, является грехом.

К поездке в монастырь я подготовилась тщательно. Сначаласказала Томочке:

– Голова третий день болит.

– Немудрено, – вздохнула подруга, – вон погода какая, тодождь, то снег, то солнце, давление скачет…

– В городе дышать нечем, – фальшиво вздохнула я.

– Да уж, – покачала головой Томочка, – мегаполис не лучшееместо для проживания, но куда же деться!

– Вон Алка Калашникова купила дом в деревне и уехала.

– Так они с мужем художники, на работу им не ходить, развеСеня с Олегом могут себе позволить не пойти в присутствие? – грустно сказалаТомуська.

– Кстати, Алка звала меня в гости.

– Съезди, – обрадовалась подруга, – и голова на свежемвоздухе пройдет, вот прямо завтра и отправляйся. Давай сумку с антресолейдостану!

Глядя на ее оживленное лицо, я подавила тяжелый вздох.Когда, по счастью, очень редко, приходится обманывать Томусю, я всегда чувствуюсебя гадко, словно отнимаю у ребенка игрушку. Томочка никогда не врет и наивносчитает, что и другие постоянно говорят правду.

Неведомое мне село Тартыкино оказалось, в общем-то, не такдалеко от Москвы, но добираться пришлось целый день. Сначала на электричке доКоломны. На небольшой привокзальной площади, где бойко торговали всякойвсячиной, я протолкалась почти два часа, поджидая, пока можно будет сесть врейсовый автобус, следующий до местечка со смешным названием Большие Козлы.

Наконец одышливо кашляющий агрегат потрюхал по сельскимдорогам. Останавливался он буквально у каждого столба, и внутрь влезалидеревенские жители с самым диковинным багажом. Кто-то вез инструменты, кто-тодеревяшки, а потом появился дядька с огромным мотком колючей проволоки, нопассажиры не стали ругаться, а просто отодвинулись подальше от ржавых шипов.Вместе с людьми путешествовали и животные: собаки, куры, кошки, козы…Четвероногие вели себя мирно. Сначала возле меня стояла девочка, держащая наповодке лохматую дворнягу, через пару остановок возле нее появилась женщина скошкой. Пушистый хвост перса качался перед самым носом двортерьера, кот, свесивголову, наблюдал за врагом, не издавая ни звука. Собачища нехорошим взглядомокинула мурлыку и отвернулась, тоже ничего не «сказав». Встретившись на воле,они бы мигом подрались, но в автобусе сохраняли нейтралитет, словно понимая:ехать надо всем, свары здесь ни к чему. Не вызвала ажиотажа и присоединившаясячуть позднее к компании курица. К слову сказать, безмозглая птица не приняласьсуматошно кудахтать и размахивать крыльями. Нет, она нахохлилась и погрузиласьв сон. Я оглядела мирно едущий триумвират. Может, животные вовсе не так глупы?Да большинство людей, встретив в транспорте своего злейшего врага, мигом бызатеяли выяснения отношений.

– Большие Козлы, – рявкнула кондуктор, – есть кто? Живейвылазьте, опаздываем, ну, давайте, чего телитесь!

Я протолкалась к двери и выскочила на дорогу. «ЛиАЗ» укатилпрочь.