Вот поэтому Варфоломей, скрипя зубами, смотрел, как детибегают на занятия, учат богопротивные науки: биологию, химию, физику. Пришлосьему стерпеть и красные галстуки на их шеях. Правда, вначале отец попытался быловоспротивиться приему ребят в пионеры, но его вызвали к директору школы.Сухощавая, одетая в темный костюм Раиса Ивановна строго сказала:

– Вы, Варфоломей Порфирьевич, не смеете детям препятствияставить, иначе я пойду в райком партии, пусть вам там про ошибочностьвоспитания подрастающего поколения советских детей расскажут!

Варфоломей испугался. В те годы повсеместно закрывалисьцеркви, люди, посещавшие службы, подвергались гонениям, а отец Евдокии, Анисьии Ежиремии не был готов к тому, чтобы страдать за веру. Ему совсем не хотелосьоказаться где-нибудь в Коми и, отмахиваясь от мошки, валить лес.

Варфоломей притих. Евдокия и Анисья выросли робкими,забитыми девочками. Хоть они и были погодки, но учились в одном классе. Сиделивместе на самой последней парте, во время перемен не бегали, а стояли у стены.С одной стороны, мешали длинные юбки, с другой, носиться не хотелось. В классеих считали придурочными и в компании не приглашали. Учились девочки средне:литературу, русский и историю знали великолепно, в естественных и точных наукахне разбирались совершенно, да и не тянуло их изучать математику с физикой,намного интересней казалось читать жития святых и петь в церковном хоре. Поэтому,отсидев положенные уроки, Дуся и Анисья бежали в храм, где помогали служителям.В школе об этом, естественно, знали и в комсомол девочек не приняли.

– Вот скажите прилюдно, что бога нет, – потребовала класснаяруководительница, – тогда и дадим анкеты.

Более робкая Анисья, став красной как рак, опустила голову.А Евдокия, прочитавшая недавно рассказ о первых христианах, пострадавших заверу, гордо заявила:

– Господь наш отец, и он вас накажет за богохульство.

В прежние времена так разговаривать с педагогами былоневозможно. Классная, схватившись за сердце, побежала к директору, не забывпрошипеть Дусе:

– Ну смотри, теперь тебя точно из школы в ПТУ отправят,богомолка! Ты позоришь советских детей!

Евдокия осталась стоять у парты, а притихший класс уставилсяна девочку. Ее не любили в детском коллективе, но смелый ответ противной училкевызвал у одноклассников уважение.

– Влетит тебе по первое число, – вздохнул Костя Молотов, –она за директором понеслась, уходи домой, а мы скажем, что ты заболела,ветрянка. Ну температура вроде, бред начался, сама не понимаешь, чего несешь.Давай ушмыгивай, авось обойдется, какой с больной спрос.

В школе и впрямь бушевала ветряная оспа. Класс одобрительнозагудел, но Дуся спокойно ответила:

– Нет, мне вера лгать не позволяет.

Подобная позиция вызывала уважение, и школьники стали ждатьразвязки. Она наступила через пару минут.

– Видать, здорово ты, Дуська, Валентину Никитичну обозлила,– сообщил сидящий у окна Миша Сайкин, – вон не нашла Раису Ивановну в кабинетеи домой к ней побегла.

Дети бросились к подоконникам и увидели, как классная быстропересекает улицу. Директриса жила в двух шагах от школы.

Не успела Валентина Никитична дойти до середины шоссе, какиз-за угла вылетел грузовик и сшиб тетку. Все произошло так быстро, что никто ивскрикнуть не успел.

Ребята не выдали Дусю. Когда тело увезли в морг, приехавшаямилиция начала задавать вопросы: куда побежала Валентина Никитична? Зачем? Нопредателей не нашлось. Дети только пожимали плечами.

– Не знаем, – говорили они, – вышла, и все. После похорон кДусе подошел Миша Сайкин и тихо сказал:

– Слышь, может, он и впрямь есть, бог твой? Вон какВальку-то наказал!

Евдокия ничего не сказала, но в душе приняла твердоерешение: закончит десятилетку и уйдет в монастырь, Анисья, естественно,отправится с ней. Так они и сделали, удалились от мира и никогда не пожалели опринятом решении.

Ежиремия был младше сестер и не такой простодушный. Сдетских лет мальчик умело лавировал между грозным отцом и школьными приятелями.Отправляясь на занятия, стаскивал с шеи цепочку с крестиком и преспокойнозаявил на комсомольском собрании:

– Моя семья ходит в церковь, но я атеист. Получивкомсомольский значок, мальчик оправдался перед отцом:

– Это я ради тебя прикинулся таким, как они, чтобы скандалане вышло.

Варфоломей убрал ремень и велел сыну:

– Иди помоги сестрам пол помыть.

Ежи молча пошел за водой. Он великолепно знал, что никогда,ни за что в жизни не отправится в монастырь. Нет, его ждет иная дорога, онстанет врачом. А чтобы поступить в институт, требуется иметь в карманемаленькую красную книжонку с буковками ВЛКСМ. «Несоюзная» молодежь шансов навступительных экзаменах не имела. Кстати, учился паренек отлично, с легкостьюсхватывая науки, недоступные сестрам.

– Он был таким изворотливым, – качала головой Евдокия, –порой и понять нельзя: говорит правду или фантазирует. Даже отца постоянновводил в заблуждение.

Перейдя в девятый класс, мальчик записался в кружок юногомедика при одном из институтов. Занятия там проходили по вечерам. Великолепнопонимая, что отец никогда не разрешит посещать их, Ежи сообщил Варфоломею,будто желает заниматься, чтобы поступать в духовную семинарию. Не заподозрившийничего плохого отец милостиво кивнул головой, и сын обрел свободу.

– Самое интересное, – вздохнула Евдокия, – что, приходявечером домой, он в подробностях рассказывал нам о том, какие сведенияпочерпнул сегодня из церковных книг, и только через несколько лет, после первойсессии, мы узнали правду.

Когда истина дошла до Варфоломея, разразился дикий скандал.Отец явился к ректору и потребовал немедленно выгнать непокорного сына. Нодоктора наук было трудно запугать божьей карой. Профессор вызвал юношу исказал:

– Ваш отец настаивает на отчислении. Побледнев, первокурсникответил:

– Я мечтаю стать врачом и ради этого готов порвать со своейсемьей!

Варфоломей проклял сына, а ректор, потрясенный совершенношекспировскими событиями, велел выделить парню место в общежитии. Потом мальчиксменил паспорт, превратив неудобоваримое имя Ежиремия в короткое Ежи. С отцомон больше не встречался, на похороны к нему не пришел, но с сестрамиподдерживал хорошие отношения, старался помочь им.