У Стаса пересохло во рту. Он раздавил в пепельнице толькочто закуренную сигарету и резко развернулся к Ирине, отчего шею пронзила остраяболь.

- Да, конечно. Простите, мне пора. У меня очень мало времени.

- Ну вы же сказали, что у вас свободна вся вторая половинадня, - она недоуменно подняла брови. Она явно не собиралась вылезать из машины.

- У меня заболела мама. От Юры я сразу поеду к родителям.Хотелось бы пораньше, - отчеканил он и добавил с вежливым оскалом. - Было оченьприятно вас повидать, Ирочка. Всего доброго.

Она обиженно молчала и не двигалась.

- Ирина, мне правда пора, - Стас вскинул руку и взглянул начасы.

- Скажите хотя бы, где и когда состоится встреча. Вам жебудет лучше, если я там появлюсь и присмотрю за Юркой.

- Ну хорошо, - Стас раздраженно поморщился, - если вы такхотите... через две недели. Место мы еще не определили. Скорее всего, закажемзал в каком-нибудь ресторане. Я позвоню вам.

- Спасибо, Петенька. Теперь я вижу, что в душе вы так иостались лапочкой, закомплексованным милым толстячком. Да, и еще, пожалуйста,будьте так добры, когда приедете к Юрке, непременно снимите показания сэлектросчетчика, запишите и сообщите мне по телефону, очень вас прошу. -Внезапно она чмокнула его в щеку, тут же с мелодичным мягким смехомвыскользнула из машины.

За окном, в мокрой темноте, мелькнул блестящий кремовыйплащ. Смех долго еще продолжал звучать у Стаса в голове и казался все болеезнакомым.

* * *

Майору Сергею Логинову трудно было открывать глаза иговорить. Лицо распухло, он чувствовал вместо лица сплошной отек, тяжелый,плотный. Медсестра Катя кормила его с ложечки куриным бульоном, жидкойгеркулесовой кашей, йогуртом. Среди немногих людей, заходивших к нему в палату,он выделил высокую худую женщину, ту самую, которая осматривала его лицо и прокоторую Аванесов сказал, что она ларинголог. Когда она пришла в первый раз, онеще не мог определить четкой границы между сном и явью. Он сначала решил, чтовидит сон, в котором плавает белый призрак с живыми глазами. Крупное стройноепривидение смотрело на него с жалостью. Усилием воли он грубо выдернул самогосебя из сна, и привидение оказалось живой женщиной в белом халате.

В просвете между маской и шапочкой светились большиесветло-карие глаза, обрамленные длинными черными ресницами. Пахло тонкимидухами. С трудом разлепив губы, хотел спросить, кто она и зачем пришла, ноженщина произнесла из-под маски спокойным низким голосом:

- Пожалуйста, не надо разговаривать.

Он и так не мог. Незачем было лишний раз напоминать ему обэтом.

- Меня зовут Юлия Николаевна. Я врач. Я осмотрю вас, потомвы будете спать.

Она повернула рычаг кровати так, что больной принял сидячееположение, и стала осторожно снимать бинты с его лица. Он почти ничего нечувствовал, только легкие нежные прикосновения ее холодных пальцев, но все унего внутри сжималось, он упрямо, зло глядел ей в глаза. Он сразу возненавиделее. Именно она была тем самым хирургом-пластиком, который изменил емувнешность.

Когда она явилась снова, ему удалось разглядеть ее лучше.Она опять была в маске, но глаза ее показались ему настолько выразительными,что он без труда представил себе все остальное. Красавица, холодная, умная, беспощадная.Человек, не знающий сомнений. Он все еще не мог произнести ни слова и потянулсяк тумбочке у койки. Она кивнула, сказала: да, конечно, и подала ему планшет икарандаш.

"Зачем вы это со мной сделали?" - написал он.

- Простите. Я не могу вам ответить на этот вопрос.Пожалуйста, не надо разговаривать. Вы мне мешаете, - ответила она.

"Вы мне тоже мешаете. Я спать хочу", - вывел он ипоставил такую жирную точку, что обломился грифель карандаша.

- Я должна обработать швы, поменять повязку, - сказала она ипопыталась забрать у него планшет.

"Пусть это сделает Катя".

- Это может делать только врач. А Катя - медсестра, так чтопридется вам потерпеть мое присутствие, - в голосе послышалась легкая обида, иСергей злорадно усмехнулся про себя. Ему хотелось ее задеть, и это было,пожалуй, первое нормальное живое чувство за последнее время.

Юлия Николаевна забрала у него планшет, сняла повязку с еголица. Сергей скосил глаза и увидел на тумбочке открытый чемоданчик с каким-тонезнакомым аппаратом.

- Это лазер, - спокойно объяснила она, - я буду обрабатыватьшвы лазерным лучом. Так они заживут значительно быстрее. Лазер снимает отеки,дезинфицирует. Вы ничего не почувствуете. Пожалуйста, закройте глаза ирасслабьтесь.

Он подчинился и действительно ничего не почувствовал, кромесобственного частого сердцебиения. Подлая злодейка-хирург была с ним терпеливаи ласкова. От нее пахло так нежно, и руки у нее были такие легкие, что у неговозникло странное желание прикоснуться к ней. Ему совершенно не хотелось, чтобыона уходила, и от этого он разозлился еще больше.

"Я просто соскучился по краскам и запахам обычнойжизни. На войне все подкрашено тошнотворным хаки. Даже кровь не бывает алой.Она мгновенно смешивается с грязью и становится бурой. На войне воняеткарболкой, грязными телами, мочой, дерьмом. Я сам вонял на Войне и еще сильнейвонял в плену, - думал он, жадно вдыхая тонкий французский ароматзлодейки-хирурга, - крошечный флакончик таких духов стоит не меньше сотнидолларов. Конечно, ей платят хорошие деньги за ее подлую работу. Интересно, заменя уже заплатили или нет еще? Впрочем, что же я так злюсь на нее? Она здесьединственный человек, который мне не врет. Ее возмутило вранье Аванесова иКати, я отлично помню, как она вылетела из кабинета и что сказала Аванесову.Если такая благородная, отказалась бы резать мне рожу..."

- Ну вот и все. Сейчас я перевяжу вас и можете отдыхать, -донесся до него ее низкий, глубокий голос.

Сергей сердито замычал и сложил пальцы в щепоть, показывая,что ему нужен другой карандаш. Она кивнула, вытащила из кармана халаташариковую ручку, протянула ему планшет.

"Уйдите и больше не приходите. Я не просил вас менятьмне внешность".

- Я знаю, что вы не просили. Простите меня.

Он был уверен, что она, в отличие от медсестры Кати, непобежит жаловаться, и в отличие от Аванесова, не станет орать. Он понимал, чтоведет себя глупо, потому что она, конечно, сделала ему пластическую операцию непо собственной злой прихоти. Но могла отказаться. Всегда есть выбор. Впрочем,неправда. Вот сейчас у него, у майора Логинова, никого выбора нет. У него нет.А у нее был.