Сергею, как любому человеку в невыносимой ситуации,требовалось срочно найти виноватого, и он нашел. Его бесило ее интеллигентноеспокойствие, неспешность движений, ее умные ясные глаза. Он самого себя бесилпотому, что ему больше всего на свете хотелось, чтобы она посидела с ним ещенемного, просто так, без всяких процедур, чтобы сняла свою маску и сказалачто-нибудь, не относящееся к делу.

Ему хотелось знать, как она выглядит без маски и шапочки,какие у нее волосы, какие губы, есть ли муж и дети. Он ненавидел ее потому, чтоего к ней тянуло, и это было ненормально.

Крупно, печатными буквами он написал:

"Нет, доктор, я вас не прощаю!"

В шестьдесят четвертом году все носили короткие юбки. Дажестарые, толстые, кривоногие. Даже профсоюзные чиновницы и заведующиеидеологическими отделами райкомов. Даже беременные на последних месяцах.

Наташа Герасимова без конца одергивала подол короткогоширокого платья, которое сшила себе еще в Москве специально для последнихмесяцев на старенькой зингеровской машинке. Она стеснялась огромного живота,худых коленок, развалистой бабьей походки. Впрочем, ходить было некуда истесняться некого. Маленький гарнизонный городок напоминал общагу иликоммуналку под открытым небом. Офицерские жены разгуливали по пыльным улочкам вхалатах и бигуди, с кастрюльками и сковородками в руках. Стоило появиться вчем-то нарядном, с прической и макияжем, тут же на тебя смотрели косо,шептались за спиной: перед кем ты хочешь выпендриться, интересно?

Ближайшим городом был унылый голодный Кызыл, столица Тувы, иглавным развлечением считалась поездка туда за покупками. Покупать было нечего,но офицерским женам к праздникам выдавались талоны закрытого распределителя.Каждая новая пара обуви, каждая шмотка долго еще обсуждалась, примерялась,ощупывалась, чтобы наконец улечься в комод идеи в огромный фанерный чемодан долучших времен.

Жизнь в городке была тошнотворно скучна, всякая мелочьмоментально обрастала фантастическими подробностями. Не было телевизоров,только радио. Оно орало целыми днями, и этот звуковой фон уже не замечался.Потом, через многие годы, Наташа ловила себя на том, что постоянно напеваетпесни Пьехи и Кристалинской.

Им с Володей предоставили комнату в офицерском общежитии.Она казалась просторной, потому что в ней почти не было мебели. Шаткаяполуторная тахтенка, накрытая грубым одеялом цвета хаки, довоенный комод,этажерка, стол и два стула. Все казенное, с латунными бирками.

Наташа при первой поездке в Кызыл накупила сатина и ситца,одолжила у соседки-фельдшерицы швейную машинку, и через пару недель пустуюказенную комнату нельзя было узнать. На окне трепетали веселые бело-голубыешторки, на тахте лежало стеганое покрывало, на столе скатерть. Осталось ещемного ткани, и Наташа принялась шить детское одеяльце на ватине, кроилараспашонки, пеленки.

Мама писала ей длинные грустные письма и каждое кончалосьцелой страницей вопросов. Как Наташа питается? Чем занимается целыми днями?Какая стоит погода? О чем они вечером разговаривают с Володей? И так далее.Наташа отвечала коротко и весело. Неустроенный быт забавлял ее. Саянское лето сего белесой жарой и черными пыльными бурями представлялось ей необыкновенноромантичным.

Иногда за работой она застывала на минуту, ее круглоедетское лицо вытягивалось, становилось взрослым, сосредоточенным. Онаприслушивалась к своему большому животу, и с каждым разом все отчетливейчувствовала упругие сильные движения.

Наташа очень серьезно относилась к своей беременности,старалась соблюдать режим, обязательно гуляла не меньше двух часов в день. Наокраине городка был маленький аэродром; за летным полем начиналась жидкаяберезовая рощица, подступавшая к подножию лысой горы, Наташа собирала пушистыенежные букеты незабудок и багульника, приносила домой, ставила в литровуюбанку, и комната наполнялась горьковатым ароматом диких цветов.

Рожать ей предстояло в середине августа. Они с Володейрешили, что заранее, примерно за неделю до предполагаемого срока, он отвезетжену в Абакан в военный госпиталь, где отличные условия и грамотные врачи.

Кончился июнь. В нижнем ящике казенного комода лежалиаккуратные стопки пеленок и распашонок. Иногда заходила фельдшерица КираПантелеевна, рыхлая высокая баба шестидесяти лет. Она осматривала Наташинживот, прижимала к коже акушерский стетоскоп, похожий на игрушечную дудку,качала оранжевой пышной прической, поджимала тонкий рот и важно сообщала:

- Так и есть, в августе родишь, числа пятнадцатого.Сердцебиение вроде нормальное, только не пойму, как он у тебя лежит, где попа,где голова.

- Он? - уточняла Наташа.

- Да кто ж их разберет? - вздыхала Кира Пантелеевна. - Утебя, впрочем, скорее девочка будет. Больно шустрый плод, прямо так и прыгает.

Специально для фельдшерицы Наташа держала на посудной полкебутылочку крепленого сладкого вина. Кира Пантелеевна тянула вино, как чай, сосвистом, потела и отдувалась, закусывала соевыми батончиками и липкойкарамелью.

- Ты, главное, на открытый огонь не смотри, - учила онаНаташу, - а то будет у ребеночка красное родимое пятно во все лицо. Вверх нетянись, когда белье развешиваешь, а то пуповина обовьется вокруг шейки. И невздумай волосы подстригать, пока не родишь. Тут вот в позапрошлом году однавзяла и подстриглась за неделю до родов, - фельдшерица допила залпом все, чтоосталось в стакане, утерлась ладошкой, - ну и вот, значит, подстригласьмайорская жена под Эдиту Пьеху, повезли ее на вертолете рожать в Абакан. Вродетретьи роды, женщина такая крепкая, однако родила мертвенького мальчика. -Пантелеевна налила себе еще вина, выпила, зевнула со стоном и, покачав пальцему Наташи перед носом, произнесла со значением: - Апсиксия!

- Асфиксия,-поправила Наташа. Ей совсем не нравились всякиестрашные истории о неудачных родах, но она терпела, поскольку никто, кромеПантеелевны, не мог квалифицированно прослушать ее живот и сказать, что все впорядке. В гарнизоне был врач, хмурый молодой москвич по фамилии Усманов, ноНаташа стеснялась его. К тому же до ее приезда между Усмановым и Володейслучился тяжелый конфликт. Володя за незначительную провинность отправил нагауптвахту солдата, у которого было обострение какой-то почечной болезни.Доктор требовал парня освободить, Володя заявил, что он покрывает симулянта, ачерез три дня солдата пришлось отправить на вертолете в Абакан и там емусделали операцию. Доктор накатал жалобу на старшего лейтенанта Герасимова, ноначальство как-то замяло дело, Володя был на отличном счету. С тех пор они сдоктором не здоровались.

К июлю жара стала невыносимой. Городок погрузился в пыльноесеро-желтое марево. У Наташи распухали ноги и кружилась голова, но оназаставляла себя гулять по тусклым раскаленным улицам. Прежние маршруты к рощицеза летным полем были ей не по силам.