Однажды она столкнулась на улице с доктором Усмановым.Собиралась пыльная буря, небо налилось желтушной мутью, воздух как будто исчез.Возле больнички несколько солдат копали траншею. Они были голые по пояс ичерные, как негры. Доктор в белоснежном халате сидел на крыльце и курил. Наташатяжело плелась мимо, в руке у нее болталась авоська с хлебом.

- Наталья Марковна, вы не хотите ко мне заглянуть? -окликнул ее Усманов.

От неожиданности она вздрогнула и чуть не упала, поперекдороги валялась лопата. Доктор встал, взял ее под руку, повел в больничку. Тамнад рукомойником висело зеркало. Наташа увидела кошмарное лицо, серо-черное, скрасными больными глазами. Пот смешался с пылью, глаза слезились.

- Вам, наверное, надо умыться, - сказал Усманов.

Наташа покорно кивнула. Вода в рукомойнике была теплой. Вкабинете гудел вентилятор, от него шла волна обманчивой прохлады. Докторпротянул Наташе полотенце и спросил, как она себя чувствует.

- Нормально, - Наташа тяжело опустилась на банкетку.

- Давайте-ка я вас осмотрю, - предложил он.

- Спасибо, меня Кира Пантелеевна наблюдает, - слабо улыбнуласьНаташа.

- Пантелеевна- это, конечно, хорошо, - кивнул доктор, - ичто она говорит, когда вам рожать?

- В середине августа.

- А я думаю, раньше. Лягте, пожалуйста.

Наташа скинула туфли, вытянулась на банкетке. Усманов долгослушал и ощупывал живот, потом измерил давление, зачем-то посмотрел язык,горло, попросил повертеть глазами, неприятно оттянул нижние веки, наконец хмуропроизнес:

- Вам надо срочно ехать в Абакан, нужны анализы,квалифицированный осмотр, возможно даже рентген.

- Что-то не так? - испугалась Наташа.

- Мне кажется, у вас двойня. Нет-нет, ничего страшного,просто родить вы можете раньше срока. Лучше не рисковать.

Буря еще не успела разгуляться, до дома было пять минутходьбы, но Усманов отправился провожать Наташу, держал под руку, как больную, иуговаривал немедленно отправляться в абаканский госпиталь.

Когда Наташа поднялась в свою комнату, небо стало совсемчерным, взвыл ветер, вздыбились бешеные воронки пыли и мусора. Наташа бросиласьзакрывать окно и увидела, как Усманов бежит сквозь вихрь назад, в больничку.Белый халат раздулся огромным пузырем и исчез в черном вихре.

Вечером Наташа рассказала мужу о встрече доктором. Володяслушал и злился:

- Тоже мне специалист! Никто его не просил тебя осматривать.

- Володенька, а если он прав? Может, ты отвезешь меняпораньше? Вдруг правда двойня?

-- Чепуха, - старший лейтенант хлопнул ладонью по столу, -Пантелеевна тебя каждую неделю смотрит и никакой двойни не обнаружила. А она,между прочим, профессиональный акушер.

- Володя, она темная баба, к тому же пьет как сапожник! -возмутилась Наташа. - То, что Усманов тебе не нравится, еще не означает, что онплохой врач.

- А тебе он нравится?! - сквозь зубы, с дурацкой улыбкойпрохрипел Володя. - Нравится, да?

Такая реакция Наташу ошеломила. Она знала, что ее мужчеловек жесткий и болезненно самолюбивый, но сейчас речь шла о самом главномсобытии в их жизни, и можно было наплевать на глупый конфликт с доктором. Таквзбесился, что даже не обратил внимания на потрясающую новость- у них можетбыть двойня!

- С ума сошел? - спросила она и нахмурилась.

- Он на меня донос написал, а ты с ним под ручку, на глазаху всех! - крикнул Володя. - Теперь об этом каждая собака в гарнизоне знает!

- Он врач, а я в положении, и ничего такого... - Она неуспела докончить фразу, потому что Володя встал и вышел, шарахнув дверью так,что комната вздрогнула и банка с незабудками опрокинулась.

Наташа, глотая слезы, принялась собирать вялые мокрые цветы,вытирать воду.

* * *

Доктор Тихорецкая ехала по пустому ночному шоссе ичувствовала, что засыпает за рулем. Она почти жалела, что отказалась отпредложения Райского заночевать на этой проклятой секретной базе и отправитьсяв Москву рано утром, на казенной машине, с шофером.

Ей уже приходилось ночевать здесь. В финском домике ейотвели маленькую, совершенно стерильную комнату с санузлом и спала она какубитая. В первый раз это было после операции, которая длилась пять с половинойчасов.

Сейчас ее отпустили на двое суток и она не хотела терять ничаса. Она так устала, что жила на автопилоте. Ни о чем не могла думать,автоматически выполняла свою работу и не позволяла себе бояться, что в одинпрекрасный день начнут дрожать руки и испортится зрение.

Петр Аркадьевич освободил ее от приемов. Она вела толькодвух больных Анжелу и этого человека, о котором знала все и ничего. Ей былиизвестны его возраст, рост, вес, артериальное давление, группа крови. Она моглас закрытыми глазами воспроизвести строение его лицевых костей и мышц, но ктоон, откуда, что с ним произошло и почему потребовалось срочно сделать емудругое лицо, она понятия не имела.

Она догадывалась, что он офицер. По речи угадывала в неммосквича. Подозревала, что его ноги, которые спас доктор Аванесов, былиповреждены не в результате спортивной или автомобильной травмы.

Гамлет Рубенович однажды при ней назвал его Сережей.Возможно, это было единственной правдой из всего, что говорил доктор Аванесов.Никогда она еще не слышала, чтобы врач, талантливый хирург, и в общем неплохойчеловек, так много и нагло врал. Юля знала, что он делает это вовсе не из любвик искусству. У него приказ. И все равно было противно.

"Чем ты лучше? Тебя слегка припугнули, потом уговорилидать подписку о неразглашении секретной информации государственной важности, иты согласилась участвовать в какой-то странной жестокой авантюре или вэксперименте, который проводится над живым, сильным, но совершенно беспомощнымчеловеком. Аванесов полковник медицинской службы, он вынужден подчиняться. А тымогла запросто отказаться, послать этого Райского подальше, и ничего с тобой неслучилось бы".

Так она изводила себя в самом начале, но потом перестала.Во-первых, не было сил думать, во-вторых, зачем терзаться, когда дело сделано?

В первый ее приезд на базу Райский выложил перед ней снимкидвух мужчин. Один выглядел вполне стандартным красавчиком мрачно-мужественноготипа. Тяжелые надбровные дуги, крупный правильный нос, тонкие губы, жесткийподбородок. Райский с иронической улыбкой назвал его объектом "А". ВЮлином распоряжении имелось двадцать его фотографий в разных ракурсах, крупныея общие планы. Он улыбался, думал, разговаривал, удивлялся, хмурился, зевал,просто смотрел в объектив или куда-то в сторону. Юля, разглядывая снимки,поняла о нем только то, что он человек благополучный, в меру тщеславный, а вобщем никакой.