- Объясните почему?

- Потому что со своим лицом он не может выйти за территориюбазы. Для него единственный способ остаться в живых- изменить внешность.

- И стать двойником; объекта "А"? Иначе он невыживет?

- Совершенно верно.

- Почему?

- Потому!

- Это не ответ, - она покачала головой и заставила себяпосмотреть Райскому в глаза. Он сидел так, что очки не бликовали. Она виделаперед собой честный открытый взгляд хорошего, умного человека. Вероятно, этотоже было результатом длительных тренировок перед зеркалом.

- Больше я, к сожалению, ничего добавить не могу. Не имеюправа. Вам придется просто поверить мне на слово.

- Я бы с удовольствием, Михаил Евгеньевич, но не получается.Скажите, а что, объект "Б" самоубийца?

- Ни в коем случае! Почему вы так решили?

- Вы предупредили меня, что он ничего не знает и не должензнать о целях предстоящей операции. Из этого следует, что он, может, вообще нежелает никакой операции и будет серьезно возражать против изменения своейвнешности, то есть он либо не хочет жить, либо видит для себя иные вариантывыживания.

- У него нет иных вариантов, - голос Райского прозвучал тихои жутко, - и у нас с вами их тоже нет, Юлия Николаевна.

- У объекта "А" тоже нет вариантов? - спросила Юляи вытянула сигарету из пачки. - Он знает, что вы здесь собираетесь создать егодвойника? Или для него готовится сюрприз?

Райский не спеша поднялся из кресла, подошел к ней вплотную,щелкнул зажигалкой и еле слышно проговорил:

- О существовании объекта "А" вам лучше вообщезабыть, Юлия Николаевна. Считайте, что перед вами кукла, неодушевленная модель.

- Вы мне опять угрожаете, Михаил Евгеньевич? - Онамашинально отвернулась, чтобы не выпускать дым ему в лицо, а когда опять нанего взглянула, увидела все ту же обаятельную улыбку.

- Я не ожидал, что с вами будет так тяжело договориться, мыведь вам деньги платим, и не маленькие,- произнес он и поцеловал ей руку.

Это было настолько неожиданно, что Юля отдернула кисть.Райский вернулся в свое кресло. Очки опять забликовали, вместо глаз были белыесветящиеся круги.

- Деньги - это замечательно, - кивнула Юля, - носогласитесь, вы ведь мне их не дарите и не взаймы даете. Вы собираетесьоплатить мою работу, которая стоит дорого. А тяжело вам не со мной, МихаилЕвгеньевич. Просто врать всегда нелегко и неприятно, даже имея сноровку ибольшой опыт.

Именно в этот момент прозвучал телефонный звонок.

- Да, - сказал Райский, выслушав невидимого собеседника, и,положив трубку, поднялся. - Все, пора, Юлия Николаевна.

Через двадцать минут она впервые увидела человека, которогодолжна была оперировать. А через час майор Логинов спал под глубоким наркозом.

Стас ненавидел районы новостроек. Он остановил машину уметро "Рязанский проспект" и долго, тупо глядел на карту, наконецсообразил, как ехать дальше, однако вскоре уперся в "кирпич". Улицабыла перекрыта. Вокруг что-то строили, ремонтировали, пришлось вернуться,встать возле автобусной остановки и ловить прохожих.

Прохожие попадались все какие-то неприветливые. Две бабки вкапроновых ватниках с тихой бранью шарахнулись от иномарки, приличная на виддевушка вместо объяснения, как проехать, тут же предложила интимные услугипрямо в салоне машины за смехотворную цену. Пожилой интеллигент с профессорскойбородкой вблизи вонял перегаром и мочой, сунул голову в окошко и стал клянчитьденег, сколько не жалко. Стас выгреб из кармана мелочь, но мужику показалосьмало, отогнать его было невозможно, пришлось отъехать. Оказавшись возлекакого-то унылого пустыря. Стас нервно закурил и опять достал карту, нашелобъездной путь и двинулся вперед.

Плохо одетые бестолковые люди с серыми лицами, одинаковыесерые дома-коробки, все это убожество раздражало его, особенно в плохую погоду.Именно так он попытался объяснить самому себе сухость во рту и ноющую боль вжелудке, когда наконец въехал на улицу с пролетарским названием Сормовская.

Искомый дом оказался грязной панельной пятиэтажкой. У Стасазащемило сердце, когда он покидал свою красавицу "Тойоту" и оставлялее одну, без присмотра, в грязном сомнительном дворе. Мысль о взрывчаткемелькнула в голове, словно кто-то царапнул ножом по стеклу. Но это было скореегадкое воспоминание, а вовсе не опасение. Он не сомневался, в ближайшее времяфокус со взрывчаткой не повторится. Если бы его спросили, откуда такаяуверенность, он вряд сумел бы ответить внятно.

Никакого домофона в подъезде не оказалось. Воняло помоями.Стены были исписаны, как в нью-йоркском сабвее. Заткнув нос, Стас поднялся начетвертый этаж по невозможно грязной лестнице, остановился у драной двери иткнул пальцем в кнопку звонка. Никакого звука не последовало. Звонок былсломан, пришлось стучать. Долго никто не откликался. Стас осторожно дернулдверную ручку и вдруг ясно представил себе, как входит в крошечную вонючуюквартирку, а там посреди комнаты лежит свежий труп.

Ситуация показалась ему странно знакомой. Он отдернул руку,и губы его сами собой растянулись в идиотской улыбке. Он вспомнил, что виделнечто подобное в каком-то старом боевике, может, даже и не в одном, а внескольких, американских и наших. Это называется "подставить". Обычнов следующей сцене герой задумчиво произносит: "Черт, кто же меня такподставил?"

И все-таки он резко отдернул руку от дверной ручки, словноего ударило током, и принялся опять стучать. Наконец внутри послышаласькакая-то возня, и хриплый скрипучий бас спросил:

- Ирка, ты, что ли? Входи, открыто!

Стас медленно потянул дверную ручку. Сначала он увиделтемный мужской силуэт в глубине маленькой прихожей. Там стоял человек, дажеотдаленно не похожий на опустившегося пьяницу. Он был слишком хорошо одет,слишком прямо держался. В полумраке глаза его казались черными провалами. Онстоял и смотрел так, будто собирался выхватить пистолет из кармана распахнутойкожаной куртки. Стас отпрянул и незнакомец тоже сделал шаг назад, в глубинуприхожей. Он уже хотел захлопнуть дверь и бежать прочь, но тут послышалсятяжелый булькающий кашель и в проеме появилась голова.

- Ты чего? - спросила голова хриплым басом великогоВысоцкого.

Стас заметил ссадину на щеке и синяк под глазом. В прихожейвспыхнул свет. В глубине ее Стас увидел большое зеркало, расположенное как разнапротив двери. Грозный силуэт был всего лишь его собственным отражением. Прямоперед ним стоял маленький худой человек в мятой ковбойке и безобразныхтрикотажных штанах. От румяного Мультика Юрки Михеева остался только голос.