Он кивнул.

Я хотела уже спросить, что за предмет может быть так опасен,что Убийственный Холод и Мрак королевы не смогут меня защитить, но передумала.Хватит с меня забот. Кроме того, мне уже казалось, будто кто-то пытаетсянарочно задержать нас, подсовывая одно более или менее значительное событие задругим. Я покачала головой.

– Все, уходим. Полиция и Рис ждут нас не дождутся.

Мы шагнули через порог и оказались в главном коридоре, прямоу входной двери. Моя комната располагалась на три уровня ниже и в совершеннодругой части холма. Стражи, ожидающие нас, вытаращились во все глаза. Галенсказал:

– Этой двери здесь раньше не было.

– Не было, – подтвердил Дойл. После чего онпостроил всех в каре со мной в центре, упрятав меня за шеренгами стражей. Я бысказала "мужчин", но как минимум трое были женского пола, включаяБидди. Она и Никка, наверное, мало пригодились бы в драке, потому что были всееще совершенно околдованы, но мы боялись оставить их без присмотра. Я былабольше чем уверена, что при первой возможности они займутся любовью, а пока яне утрясла этот вопрос с королевой, это автоматически влекло смертный приговордля обоих. Дойл запретил им держаться за руки. Он подумал, что полицейские этоне так воспримут.

Кабодуа и Догмэла только что влились в наш небольшой отряд.В моем окружении вдруг оказались три женщины, возможно, более привязанные кКелу, чем ко мне. Дойл что-то бормотал о том, что мне нужны фрейлины, и развене лучше, если они будут к тому же обученными воинами? Но мне была известнаистинная подоплека. Мы взяли их с собой, потому что королева могла в любоймомент передумать и вернуть их обратно к Келу. Мы взяли их с собой, на снег ихолод, на свидание с полицией, потому что с нами им было безопасней, чем безнас.

Полицейских было еще не видно, зато слышно. Рокот низкихмужских голосов. Звуки в такие безветренные, обжигающе морозные ночи разносятсявеликолепно. Щеки пощипывало, а дыхание вылетало облачками пара и оседало инеемна мехе капюшона. Вчера по дороге к холмам меня согревал Баринтус, но сейчасникто обо мне так не позаботился. Снег доставал мне до колена, и джинсы надсапогами вымокли. Я попыталась вызвать ощущение летнего солнышка, чтобыдобавить его к моим щитам и избавиться от холода, но я, кажется, забыла, чтоэто такое – летнее тепло. Ночь была безлунная и ясная, и тысячи звезд сияли снеба осколками льда, бриллиантовыми осколками на бархате небес. Я сосредоточиласьна том, чтобы поднять одну ногу, потом вторую, на том, чтобы пробиться сквозьсугробы, которых мои более высокие спутники даже не замечали. Принцессам неподобает шлепаться носом в сугроб, но избежать этого стоило усилий. Яподозревала, что брести по колено в снегу принцессам тоже не подобает, но сэтим я ничего не могла поделать.

А споткнулась все же не я, а Бидди. Никка поймал ее на лету.Я расслышала, как она извиняется:

– Не понимаю, что со мной. Я так замерзла...

– Стоп, всем стоять, – скомандовала я. Всеповиновались, большинство оглядывали окрестности, руки тянулись к оружию.

Гален спросил первым:

– Что случилось, Мерри?

– Здесь только у меня и Билли есть примесь человеческойкрови?

– Думаю, да.

– Я попыталась вызвать ощущение летнего тепла и несмогла его вспомнить.

Дойл пробился назад ко мне.

– В чем дело?

– Проверь нас с Бидди на чары, на заклинание,поражающее только потомков людей.

Он стащил черную перчатку и провел рукой у меня перед лицом,не касаясь кожи, но обследуя мою ауру, мои щиты, мою магию.

Дойл низко и тихо зарычал, и от этого звука волоски у меняна затылке поднялись дыбом.

– Как понимаю, ты что-то нашел.

Он кивнул и повернулся к Бидди, почти в обмороке повисшей вруках Никки.

– Прости, Дойл. Со мной такого не бывало...

– Это чары, – объяснил он ей и снял с нее шлем,чтобы проделать с ней ту же процедуру, что и со мной. Потом он протянул шлемНикке и повернулся ко мне. Скрыть отблески злых красок в глазах ему не удалось.Он пытался унять свою силу, вызванную злостью. Злостью на себя самого, полагаю,потому что прямо у него под носом проскользнуло еще одно заклинание. Кто-тодействовал против нас очень тонкими заклятиями. Что-нибудь мощное наверняказаметил бы хоть один из нас, но защититься от мелких чар много трудней.

– Чары привязаны к смертной крови. Они пьют энергию инаполняют чувством холода.

– Почему на Бидди они подействовали больше, чем наМерри? – взволнованно спросил Никка. Он был весь закутан в плотный плащ заисключением крыльев. Крылья были плотно сложены, наверное, так они лучшесохраняли тепло. Никка – теплокровное существо; крылья ночной бабочки этого неменяли.

Я ответила ему:

– Она наполовину человек, а во мне человеческой кровименьше четверти. Если заклинание рассчитано на смертную кровь, ей досталосьбольше, чем мне.

– А на людей из полиции оно подействовало? –спросил Готорн.

Дойл снова поднес ко мне ладонь, и на этот раз я ощутилатеплую пульсацию магии, покачнувшую мои щиты.

– Заклинание может распространяться. Его наложили либона Бидди, либо на принцессу, и оно перешло с одной на другую. Если мы его неудалим, оно захватит и полицейских.

Я посмотрела на него и спросила, кожей чувствуя тепло егомагии, словно дыхание:

– Что оно сделает с чистокровными людьми?

– Под его действием воин-сидхе споткнулся в снегу.Бидди дезориентирована и будет бесполезна в битве.

Холод вглядывался в темноту, как и цепочка прочих стражей.До меня долетел его голос:

– Нам что, надо ждать прямой атаки?

– Кто же решится напасть на человеческихстражников? – вслух изумился Аматеон. Он просто рвался наружу, в этотхолод; наверное, думал – что угодно, лишь бы подальше от королевы. Но я сноваприпомнила, что он веками был подручным Кела. Могут ли несколько проявленийчести и доброты стереть века такой зависимости? А будучи так близок к Келу, оннаверняка повидал те ужасы, о которых говорили женщины гвардии Кела, так ведь?Я сделала мысленную пометку порасспрашивать его позже, в присутствии Дойла иХолода. Онилвин остался внутри холма: он еще не оправился от побоев, полученныхот меня и Мэгги-Мэй. Раны от холодного железа даже у сидхе заживают счеловеческой скоростью. Ему я не доверяла вовсе. Аматеону я начинала доверять –неужели я ошиблась? Хотя уже сам вопрос говорил, что я ему не доверяю, невполне доверяю.

– Действительно, кто? – повторила я, борясь сжеланием посмотреть на Аматеона: я могла выдать языком тела, что раздумываю, неон ли это.