– Что ты решишь с ФБР? – Дойл понял, что я ненамерена точно последовать совету Галена.

– Я познакомлюсь с местным агентом и передам емусообщение для Джиллета.

– И какое же сообщение?

– Что я не ребенок и ему не управиться со мной такимиметодами.

Холод нахмурился.

– Ты позвала в ситхен человеческую науку, чтобырасследовать эти убийства. Это все хорошо, но я достаточно уже знаю об ихсистеме, чтобы согласиться с Галеном. Нам не следует вступать в конфронтацию сФБР.

– Потому что позже они могут нам понадобиться, –добавила я.

– Именно так, – кивнул Холод.

Редкий случай, чтобы Холод и Гален так точно сошлись вомнениях. Это значило, что скорее всего они правы.

– Я постараюсь не задеть их гордость, но если мыпроявим слабость, они не уйдут и будут затягивать все, что можно. У нас нетвремени на их подковерные игры. К тому же это наш ковер.

– Тогда давай напомним об этом их командирам, –посоветовал Дойл. – И полицейским, и федеральным. – С этими словамион предложил мне руку, и я оперлась на нее, чувствуя твердость мускулов подкожей куртки. И тут я припомнила, что мое зимнее пальто так и осталось ваэропорту, если кто-то не додумался его оттуда вытребовать. Мне нужно былонайти какую-то теплую одежду, чтобы выйти на декабрьский морозец. Я задумалась,у кого мне занять пальто.

Онилвина мы послали к целителю. Я так и не решила, верить лиему. Вздумал ли он опередить всех в надежде снискать мое расположение, или унего на уме было что-то еще? Что-то более зловещее? А может, я просто искалапричину не ложиться с ним в постель. Может, и так. А может, мое недоверие кОнилвину было не напрасным.

Дойл с Холодом проводили меня в мою комнату переодеться, азаодно и прихватить что-нибудь потеплее. Не знаю, кто одолжил мне меховой плащ,но он был по размеру, подол едва касался пола. Кремово-золотистый мех сянтарным блеском, переходящим в почти красный. Исключительно красивый мех, но уменя к нему возникло смешанное чувство, как обычно к меховым пальто: я считаю,что мех гораздо лучше выглядит на живом звере. Вообще-то я попробовалаобъявить, что хочу что-то кожаное или даже вязаное, но сидхе веками не держалидомашних животных, а потому шерсть и кожа стали дефицитным товаром. Кроме того,Холод заверил меня, что хозяина этого меха съели после того, как убили.

– А что это за зверь? – поинтересовалась я. Яникогда не видела такого меха.

– Тролль, – спокойно ответил он.

Я перестала гладить мех. Живых троллей я не встречала, нознала, что они являются разновидностью фейри. Тролли – разумные создания; пустьне самого большого интеллекта, но они обладают собственной культурой!

– Но это же не звери... Это уже похоже на каннибализм!

– Он и не говорил, что это зверь. Это ты такрешила, – заметил Дойл. – Ну, мы идем? Полицейские ждут.

– Что, вы оба не могли догадаться, что если я не люблюносить шкуры пушных зверей, то изделие из разумного существа понравится мне ещеменьше?!

Холод вздохнул и снова уселся в огромное черное кресло,удручающе хорошо вписывавшееся в новую обстановку моей комнаты, выбраннуюкоролевой. Мебель замечательно подошла бы для порновидео в готическом стиле, аможет, для похорон, где покойнику уделяется несколько необычное внимание.

– Этого тролля убил я. Мех – мой трофей. Не понимаю,что тебя смущает. – В черном кожаном кресле Холод казалсяпризрачно-бледным, а меховое пальто придавало ему странно декадентский вид. Этодлинное пальто из серебристых лис вернули служащие аэропорта. Я предположила,что кожаные вещи пропали, потому что никто не мог с уверенностью назвать ихвладельцев, а мех остался, ибо кому, кроме одного из моих стражей, моглапринадлежать шуба до пят, скроенная на широченные плечи?

Я повернулась к Дойлу.

– Это все равно что носить пальто из человеческой кожи.

Дойл схватил меня за локоть, больно, до синяков. На лице егобыла написана та же ярость, с какой его рука сжимала мою плоть.

– Ты – принцесса Неблагого Двора. Когда-нибудь тыстанешь править нами. Тебе нельзя проявлять столько слабости, если ты надеешьсявыжить!

В его черных глазах сияли яркие цветные точки, будто ройпсиходелических светлячков. У меня закружилась голоса, но в следующее мгновениея твердо стояла на ногах и могла спокойно смотреть в его глаза. Если бы он хотелменя зачаровать, наверное, мне не удалось бы так легко сбросить наваждение, ноэту силу вызвал гнев, а не воля. Гневу противостоять легче.

Холод вскочил на ноги.

– Дойл, все не так страшно...

Голос его звучал неуверенно, и я знала почему. Перед ним стоялДойл, его капитан, – надежный, стойкий, бесстрастный Дойл. Он никогда невыходит из себя, никогда!

Дойл притянул меня к себе, и я ощутила, как накапливается ввоздухе энергия – его сила готова была развернуться. Он прорычал мне в лицо:

– Не хочешь носить кожу нашего достойного врага? Насждет полиция, наши люди стоят на холоде, а тебе, видишь ли, пальто не нравится!Какие тонкие чувства для женщины, которая только что трахнулась на полу у всехна глазах с первым встречным!

Я глазела на него с открытым ртом, слишком потрясенная,чтобы как-то среагировать.

– Дойл! – Холод шагнул к нам и протянул ко мнеруку, словно хотел оттащить меня от Мрака. Но рука упала, потому что Холод, каки я, не мог представить, что сделает Дойл, если попытаться вырвать меня из егорук. Дойл был так не похож на себя, что я испугалась, и Холод, видимо, тоже.

Дойл запрокинул голову и закричал. В этом звуке было такоестрадание, такое беспредельное одиночество... Крик завершился воем, от которогоу меня волосы встали дыбом. Он вдруг резко отпустил меня, почти толкнул кХолоду. Холод поймал меня и поставил себе за спину, загородив широкими плечамиот своего капитана.

Дойл рухнул на пол, черная кожа плаща разметалась вокругнего, коса свернулась змеей.

Я не сразу поняла, что он рыдает. Мы с Холодом обменялисьнедоуменными взглядами. Ни один из нас не мог понять, что случилось со стоикомДойлом.

Я шагнула к нему, но Холод удержал меня и покачал головой.Он был прав, но сердце у меня сжималось. Слышать этот плач сломленного человекаот Дойла было невыносимо.

Холод опустился на колени рядом с ним и положил белую рукуна черное плечо Мрака.

– Капитан... Дойл, что тебя гнетет?

Дойл закрыл лицо руками и согнулся едва не до самого пола.Он свернулся в комок, а голос его прозвучал глухо от слез и еще более глухо –от ярости.

– Я не могу... – Он поднялся на четвереньки, низкоповесив голову. – Я не могу это вынести.