Это была обычная манера общения Ильи, когда онот чего-то напрягался. А уж поводов для волнения у нас сейчас было хотьотбавляй.

И все же я поморщился. То ли нарочитостькакую-то поймал в словах… то ли просто резануло.

— Нет. Илья, не надо так.

— Извини, — легко согласился он. — Так что тысделал?

— Просто поговорил.

Машина наконец-то вырвалась на проспект.

— Держитесь, — коротко велел Семен. Меня вжалов кресло.

Илья сзади возился, доставая и раскуриваясигарету.

Секунд через двадцать я понял, что предыдущаяпоездка была неторопливой увеселительной прогулкой.

— Семен, вероятность аварии убрана? — крикнуля. Машина неслась через ночь, будто пыталась обогнать свет своих фар.

— Я семьдесят лет за рулем, — презрительнобросил Семен. — Я по Дороге Жизни грузовики в Ленинград водил!

Сомневаться в его словах не приходилось, и всеже я подумал, что те поездки были менее опасными. Скорости не те, предугадатьпадение бомбы для Иного — не проблема.

Машины сейчас попадались пусть нечасто, нопопадались, дорога была, мягко говоря, отвратительной, наш спортивныйавтомобиль для подобных условий никак не предназначался…

— Илья, что там произошло? — пытаясь оторватьвзгляд от увиливающего с нашего пути грузовика, спросил я. — Ты в курсе?

— С вампиршей и пацаном, что ли?

— Да.

— Глупость наша, вот что произошло, — Ильяругнулся. — Хотя и глупость относительная… Все было нормально сделано. Тигреноки Медведь представились родителям мальчишки дальними, но любимымиродственниками.

— «Мы с Урала»? — спросил я, вспомнив курс пообщению с людьми и варианты знакомства.

— Да. Все шло нормально. Застолье, пьянка,поедание уральских деликатесов… из ближайшего супермаркета…

Я вспомнил увесистую сумку Медведя.

— В общем, время они проводили хорошо, — вголосе Ильи была не зависть, а, скорее, полное одобрение товарищей. — Светло,тепло, и мухи не кусают. Пацан то с ними сидел, то в своей комнате… Откуда былознать, что он уже способен входить в сумрак?

Меня обдало холодом.

И впрямь — откуда?

Я же не сказал. Ни им, ни шефу.

Никому.

Удовлетворился тем, что вытащил мальчишку изсумрака, пожертвовав толикой крови.

Герой.

Один в поле воин.

Илья продолжал, ни о чем не подозревая:

— Вампирша зацепила его Зовом. Оченьприцельно, ребята не почувствовали. И крепко… пацан даже не пикнул. Вошел всумрак и выбрался на крышу.

— Как?

— По балконам, до крыши было всего три этажа.Вампирша уже ждала там. Причем знала, что парень с охраной, едва схватила —сразу же раскрылась. Теперь родители спят крепким здоровым сном, вампирша стоитс мальчишкой в обнимку, Тигренок и Медведь рядом с ума сходят.

Я молчал. Нечего тут было говорить.

— Глупость наша, — все-таки заключил Илья. — Ироковое стечение обстоятельств. Мальчишку ведь даже никто не инициировал… ктознал, что он может войти в сумрак?

— Я знал.

Может быть это были воспоминания. Может бытьстрах перед бешенной гонкой автомобиля по трассе. Но я посмотрел в сумрак.

Как хорошо людям, они не видят этого —никогда! Как им плохо — им не дано увидеть!

Глубокое серое небо, в котором нет и не былозвезд, небо вязкое как кисель, светящееся тусклым, мертвенным светом.

Все силуэты смягчились, растаяли — и дома, постенам которых растекся ковер синего мха, и деревья, ветви которые в сумракеколышутся совсем не по воле ветра, и уличные фонари, над которыми кружат, едвашевеля короткими крыльями, сумеречные птицы. Едут навстречу машины —медленно-медленно, шагают люди — едва переставляя ноги. Все сквозь серыйсветофильтр, все сквозь ватные пробки в ушах. Немое черно-белое кино, изыскпресыщенного режиссера.

Мир, где мы черпаем свою силу. Мир, которыйпьет нашу жизнь.

Сумрак.

Каким в него войдешь — таким и выйдешь.

Серая мгла растворит скорлупу, котораянарастала на тебе всю жизнь, вытащит то ядрышко, что люди называют душой, ипопробует на зуб. И вот когда ты почувствуешь, как хрустишь в челюстях сумрака,ощутишь пронизывающий холодный ветер, едкий, как змеиная слюна… тогда тыстанешь Иным.

И выберешь, на чью сторону встать.

— Мальчик еще в сумраке? — спросил я.

— Они все в сумраке… — Илья нырнул вслед замной. — Антон, почему же ты не сказал?

— Не подумал. Не придал значения. Я неоперативный работник, Илья.

Он покачал головой.

Мы не умеем, почти не умеем упрекать другдруга.

Особенно, если кто-то и в самом деле виноват.В этом нет нужды, наше наказание всегда вокруг нас. Сумрак дает нам силы,недоступные людям, дает жизнь, по человеческим понятиям — почти вечную. И он жеотбирает все, когда приходит час.

В каком-то смысле, все мы живем взаймы. Нетолько вампиры и оборотни, которым надо убивать, чтобы продлить свое странноесуществование.

Темные не могут позволить себе добра. Мы —наоборот.

— Если я не справлюсь… — я не закончил фразу.И так все было ясно.

Сквозь сумрак это было даже красиво. На крыше,плоской крыше нелепого «дома на ножках», горели разноцветные блики.Единственное, что здесь имеет цвет — наши эмоции. Их сейчас было предостаточно.

А самым ярким был дырявящий небо столббагрового пламени — страх и ярость вампирши.

— Сильна, — коротко сказал Семен, глянув накрышу и пинком захлопывая дверь машины. Вздохнул, и стал раздеваться.

— Ты что? — спросил я.

— Пойду-ка я туда по стене… по балконам. Итебе советую, Илья. Только ты иди в сумраке, легче.

— А ты как собрался?