Она была назначена добычей, выбрана слепымжребием. И не было у нее никакой судьбы, кроме как отдать свою жизнь дляпродления чужой смерти. Вот только тот парень, что рухнул мне под ногипригоршней праха, сожженный печатью, он полюбил. Действительно полюбил… и невысосал чужую жизнь, а превратил девушку в равную себе.

Мертвые умеют не только отрывать головы, но илюбить.

Беда лишь в том, что даже их любовь требуеткрови.

Он вынужден был ее скрывать, ведь он превратилдевушку в вампира незаконно. Он должен был ее кормить — и тут годилась лишьживая кровь, а не склянки, сданные наивными донорами.

И началось браконьерство на улицах Москвы, имы, хранители Света, доблестный Ночной Дозор, отдающие людей в жертву Темным,встрепенулись.

Самое страшное в войне — понять врага. Понять— значит простить. А мы не имеем на это права… с сотворения мира не имеем.

— И все-таки, у тебя был выбор, — сказал я. —Был. Чужое предательство — не оправдание собственного.

Она тихонько засмеялась.

— Да, да… добрый слуга Света… Конечно. Тыправ. И ты можешь тысячу раз повторить, что я мертва. Что душа моя сгорела,растворилась в сумраке. Только объясни мне, подлой и злой, в чем между нами разница?Объясни так… чтобы я поверила.

Вампирша склонила голову, посмотрела в лицоЕгору.

Сказала, доверительно, почти по-дружески:

— А вот ты… мальчик… ты меня понимаешь?Ответь. Ответь честно, не обращай внимания… на когти. Я не обижусь.

Медведь скользнул вперед.

Еще чуть-чуть.

И я почувствовал, как напрягаются его мышцы,как он готовится к прыжку.

А за спиной вампирши, беззвучно, плавно и в тоже время быстро — как он ухитряется так стремительно двигаться в человеческоммире? — появился Семен.

— Малыш, проснись! — весело сказала упыриха. —Ответь! Только честно! И если ты думаешь, что он прав, а я не права… если тыдействительно в это веришь… я отпущу тебя.

Я поймал взгляд Егора.

И понял, что он ответит.

— Ты тоже… права.

Пусто. Холодно. Нет сил на эмоции.

Пусть выходят, пусть пылают костром, что невиден людям.

— Чего ты хочешь? — спросил я. — Существовать?Хорошо… сдавайся. Будет суд, совместный суд Дозоров…

Вампирша посмотрела на меня. Покачала головой:

— Нет… Я не верю в ваш суд. Ни Ночному Дозору…ни Дневному.

— Тогда зачем ты звала меня? — спросил я.Семен двигался к вампирше, он был все ближе и ближе…

— Чтобы отомстить, — просто сказала вампирша.— Ты убил моего друга. Я убью твоего… на твоих глазах. Потом… попробую… убитьтебя. Но даже если не выйдет… — она улыбнулась. — Тебе хватит осознания, что тыне спас мальчика. Ведь верно? Дозорный? Вы подписываете лицензии, не глядя влица людей. Но стоит вам посмотреть… и выползает наружу мораль… вся вашафальшивая, дешевая, подлая мораль…

Семен прыгнул.

И одновременно с ним — Медведь.

Это было красиво, и это было быстрее любойпули, любого заклятия, потому что, в конце концов, всегда остается лишь телонаносящее удар, и умение, которое постигали двадцать, сорок, сто лет…

И все же я вырвал из-за спины пистолет, ирванул спуск — зная, что пуля будет двигаться лениво и медленно, «рапидной»съемкой из дешевого боевика, оставляя вампирше шанс увернуться и шанс убить…

Семен распластался в воздухе — будто налетевна стеклянную стену, сполз по невидимой преграде, одновременно переходя всумрак.

Медведя отшвырнуло — он был куда массивнее.Пуля, с грацией стрекозы ползущая к вампирше, полыхнула лепестком пламени иисчезла.

Если бы не глаза упырихи — медленнорасширяющиеся, недоуменные, то я бы решил, что защитный колпак опустила онасама.

Хоть это и является привилегией лишь высшихмагов…

— Они под моей охраной… — раздалось из-заспины.

Я обернулся — и встретил взгляд Завулона.

Удивительно, что вампирша не впала в панику.

Удивительно, что не убила Егора. Неудачнаяатака и появление темного мага стали для нее куда большей неожиданностью, чемдля нас, потому что я ждал… ждал чего-то подобного, едва снял амулет.

Меня не удивляло, что он прибыл так быстро. Утемных — свои дороги. Вот только почему Завулон, наблюдатель от Темных,предпочел эту маленькую разборку пребыванию в нашем штабе? Утратил интерес кСветлане, и нависшему над ней вихрю? Понял что-то, до чего мы никак не можемдойти?

Проклятая привычка просчитывать! Оперативникиее лишены, по самой сути своей работы. Их стихия — немедленная реакция наопасность, схватка, победа или поражение.

Илья уже достал магический жезл. Егобледно-сиреневое свечение было слишком ярким для мага третьей ступени, ислишком уж ровным, чтобы поверить в неожиданный всплеск сил. Скорее всего, жезлзаряжал сам шеф.

Значит, предполагал?

Значит, ждал появления кого-то, по силесоизмеримого с ним?

Ни Тигренок, ни Медведь менять облик не стали.Их магия не нуждалась в приспособлениях, и уж тем более — в человеческих телах.

Медведь по-прежнему смотрел на вампиршу,начисто игнорируя Завулона, Тигренок встала рядом со мной. Семен, потираяпоясницу, медленно обходил вампиршу, демонстративно показываясь ей на глаза.Темного мага он тоже предоставлял нам.

— Они? — прорычала Тигренок.

Я даже не сразу понял, что ее смутило.

— Они под моей охраной, — повторил Завулон. Онкутался в бесформенное черное пальто, голову покрывал мятый берет из темногомеха.

Руки маг прятал в карманы, но я был почему-тоуверен — нет там ничего, ни амулетов, ни пистолетов.

— Кто ты? — закричала вампирша. — Кто ты?

— Твой защитник и покровитель, — смотрелЗавулон на меня, даже не на меня — немножко вскользь, мимо. — Твой хозяин.

Он что, с ума сошел? Вампирша ничего толком непонимает в расстановке сил. Она на взводе. Она собралась умереть… прекратитьсуществование. Сейчас у нее появился шанс уцелеть — но такой тон…