— Обычно. Меньше шансов, что заметит. Да небеспокойтесь… я шестьдесят лет альпинизмом занимался. Фашистский флаг сЭльбруса скидывал.

Семен разделся до рубашки, кидая одежду накапот. Мимолетное охранное заклятие легло следом, прикрыв и тряпки, и самущегольскую тачку.

— Уверен? — поинтересовался я.

Семен ухмыльнулся, поежился, сделал паруприседаний, покрутил руками, будто физкультурник на разминке. И неспешнойрысцой побежал к зданию. Легкий снежок падал ему на плечи.

— Заберется? — спросил я Илью.

Как подняться по стене здания в сумраке, язнал. Теоретически. А вот восхождение в обычном мире, да без всякогоснаряжения…

— Должен, — без особой убежденности подтвердилИлья.

— Когда он десять минут плыл по подземномуруслу Яузы… я тоже думал, что не выберется.

— Тридцать лет занятий подводным плаванием, —мрачно сказал я.

— Сорок… Пойду я, Антон. Ты как — лифтом?

— Да.

— Ну давай… не тяни.

Он перешел в сумрак, и побежал вслед заСеменом. Наверное, они будут подниматься по разным стенам, но я даже не хотелвыяснять, кто по какой. Меня ждал свой путь, и не факт, что он будет легче.

— И зачем ты меня встретил, шеф… — прошепталя, подбегая к подъезду. Снег хрустел под ногами, в ушах стучала кровь. На бегуя достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя.

Восемь разрывных серебряных пуль. Должнохватить. Только бы попасть. Только бы найти тот миг, когда у меня будет шанс —попасть, опередить вампиршу и не зацепить мальчика.

— Рано или поздно тебя бы встретили, Антон.Если не мы — то Дневной Дозор. А у них тоже были все шансы получить тебя.

Я не удивился, что он следит за мной.Во-первых, дело было серьезное. Во-вторых — он, все-таки, мой первый наставник.

— Борис Игнатьевич, если что… — я расстегнулкуртку, засунул пистолет за спину, воткнул ствол под ремень. — О Светлане…

— Ее мать проверили до конца, Антон. Нет. Онане способна на проклятие. Никаких способностей.

— Нет, я о другом. Борис Игнатьевич… я вот чтоподумал. Я ее не жалел.

— И что это значит?

— Не знаю. Но я ее не жалел. Не делалкомплиментов. Не оправдывал.

— Понятно.

— А теперь… исчезните, пожалуйста. Это мояработа.

— Хорошо. Извини, что погнал тебя в поле.Удачи, Антон.

На моей памяти шеф не извинялся ни перед кем,и никогда.

Но мне некогда было удивляться, наконец-топодошел лифт.

Нажимая кнопку последнего этажа я заметилболтающиеся на шнуре пуговки наушников. Странно, они играли. Когда я включилплеер?

И что мне выкинет случай?

Все решится потом, для одних он никто,

Для меня — господин,

Я стою в темноте, для одних я как тень,

Для других — невидим.

Обожаю «Пикник».

Интересно, а Шкляревского проверяли напринадлежность к Иным? Стоило бы… А может, и не надо. Лучше, пусть поет.

Я танцую не в такт, я все сделал не так,

Не жалея о том.

Я сегодня похож на несбывшийся дождь,

Не расцветший цветок.

Я, я, я — я невидим.

Я, я, я — я невидим.

Наши лица как дым, наши лица как дым

И никто не узнает, как мы победим…

Можно считать последнюю фразу добрымпредзнаменованием?

Лифт остановился.

Выскочив на площадку последнего этажа япосмотрел на люк в потолке. Замок был сорван, именно сорван — дужка расплющенаи растянута.

Вампирше это ни к чему, она на крышу, скореевсего, прилетела.

Мальчишка поднялся по балконам.

Значит Тигренок или Медведь. Скорее всего,Медведь, Тигренок выбила бы люк.

Я стащил куртку, кинул на пол вместе сбормочущим плеером.

Потрогал пистолет за спиной — тот держалсякрепко. Значит, технические средства — ерунда? Посмотрим, Ольга, посмотрим.

Свою тень я отбросил вверх, спроецировал навоздух.

Подтянулся, и рывком скользнул в нее. Войдя всумрак я полез по лесенке.

Синий мох, густо облепивший железные прутья,пружинил под пальцами и пытался отползти.

— Антон!

Я выскочил на крышу, и даже пригнулся немного— такой здесь был ветер. Безумный, шквальный, ледяной. То ли отголосок ветра изчеловечьего мира, то ли причуда сумрака. Пока меня прикрывала от него бетоннаякоробка лифтовой шахты, выдающаяся над крышей, но стоило сделать шаг, ипробрало до костей.

— Антон, мы здесь!

Тигренок стояла метрах в десяти.

Я глянул на нее, и на миг позавидовал — ужона-то холода точно не чувствовала.

Откуда оборотни и маги берут массу длятрансформации тела, я не знал. Вроде бы не из сумрака, но и не из человеческогомира.

В человеческом облике девушка весила килограммпятьдесят, может быть — чуть больше.

В молодой тигрице, стоящей в боевой стойке наобледенелой крыше, было центнера полтора. Аура ее пылала оранжевым, по шерстистекали медленные, неторопливые искорки.

Хвост размеренно стегал налево-направо, праваяпередняя лапа размеренно царапала битум. В этом месте крыша была продрана добетона… кого-то по весне зальет…

— Подходи ближе, Антон, — рявкнула тигрица, необорачиваясь. — Вон она!

Медведь держался к вампирше ближе, чемТигренок.

Выглядел он еще более грозно. В этот раз длятрансформации он выбрал облик белого медведя, причем в отличии от реальныхобитателей Арктики был снежно-белым, как на картинках в детских книгах.

Нет, наверное, он все-таки маг, а не перевоспитавшийсяоборотень.