Идоменей наблюдал как Хиона приводит себя в порядок, промокает глаза салфеткой, пьёт мелкими глотками воду. Носик и щёки у девушки слегка порозовели. Рабыня осторожно посмотрела на своего господина: «Не рассердился ли на неё за непослушание?»

– Я не давал согласия на этот брак…

– Не давали?

Идоменей заметил, как девушка воспрянула, услышав его слова, слабая, неуверенная улыбка тронула её губы.

– Но, Нисифор сегодня сказал…

– Он нетерпелив, как все влюблённые.

– Значит я остаюсь в Тритейлионе, господин? С вами и с госпожой! – лицо рабыни сияло.

– Совсем недавно ты хотела покинуть его…

– Когда же? – Хиона с недоумением посмотрела на мужчину.

– Разве не ты просилась со мной в Ольвию?

– Ну это совсем другое, господин! Я знала, что вернусь обратно!

– Ты привязалась к нашему поместью, девочка…

– Если бы вы знали, господин… Хотите я расскажу вам? Вы не устали слушать меня? – девушка с нежностью заглянула в глаза Идоменея.

– Говори.

– Вы не поверите, господин, но я помню каждый день, каждый час, проведённый мною в Тритейлионе. Помню госпожу, встречавшую меня на крыльце гинекея. Даже спустя много лет я могу до мельчайших подробностей описать её наряд. Помню, как пахли волосы Клитии в ту зиму, когда мы спали с ней в одной кровати. Вкус орешков в меду, которыми меня угощала кухарка. Ваши уроки… знаю, что вы тайком посмеивались над моими каракулями… помню самую первую вашу похвалу, когда я за один день выучила десять строф из «Прометея»*, вы сказали мне тогда: «Сама Мнемозина* поцеловала тебя в лоб, дитя моё». Запахи, звуки Тритейлиона, краски неба и сада – я их вижу и осязаю не только наяву, но и во сне. Уверенна, таких звёзд, как в здесь больше нет нигде! Скучая во время вашего отсутствия, я вспоминаю наши беседы зимой у очага или летние прогулки в саду… И каждый раз с нетерпением жду вашего возвращения. Когда вас нет в поместье я все дни провожу подле госпожи. Обычно мы занимаемся рукоделием, но иногда госпожа предлагает мне почитать вслух или просит Клитию поиграть на сиринге, или мы поём за работой… День и ночь, неустанно благодарю я эллинских богов, что не отвернулись от меня, чужеземки, и приняли под своё покровительство. Даровали мне счастье жить подле вас и госпожи.

Хиона умолкла, Идоменей потрясённый речью рабыни молчал.

– Верьте мне, господин, все эти слова идут прямо из моего сердца. Я очень люблю Тритейлион и вас, и госпожу…

– Хиона, – голос Идоменея дрогнул, он почувствовал, что глаза его влажны, – приблизься ко мне, дитя.

Он взял в свои ладони лицо девушки и долго вглядывался в него. Светильник угасал, а глаза Хионы сияли, как звёзды. Глядя рабыне прямо в лицо Идоменей сказал:

– Нет большей радости для меня, чем знать, что я смог сделать кого-то счастливым. Ибо есть в любой милости божественное проявление, возвышая других мы возвышаемся сами, приближаясь к богам. Мне неизвестно, что дальше уготовила мне судьба, но скажу так – пока я хозяин Тритейлиона, здесь, Хиона, твой дом. Даже если по прихоти богов тебе придётся покинуть поместье, знай, ты можешь сюда вернуться. Ворота Тритейлиона всегда будут открыты для тебя, дитя.

– Благодарю, господин! – Хиона схватила руку хозяина Тритейлиона и поцеловав её прижалась к ней щекой.

– Что касается Нисифора… завтра я поговорю с твоей госпожой о нём. Думаю, она согласится со мной, что тебе рано думать о замужестве. Нисифору тоже объясню… Ну, что? – Идоменей ласково ущипнул рабыню за щёчку, – развеял я твои горести?

– Господин!

Хиона быстро вскочила на ноги и улыбнулась. Идоменей залюбовался своей воспитанницей, она снова стала такой, какой он её знал: озорной, смешливой, немного кокетливой. Легко двигаясь, словно в танце рабыня убирала со стола остатки ужина, уложив всё в корзину посмотрела на Идоменея с обожанием вновь одарив его сияющей улыбкой.

– Иди! – махнул он на девушку рукой и засмеялся, – Поздно уже, завтра вставать чуть свет.

Хиона вышла в весеннюю ночь, прохладную, тихую и удивительно звёздную. Сделав несколько шагов, замерла, звёзды упав в тёмную воду бассейна серебристыми фонариками дрожали у её ног. «Я свободна!» – сказала она звёздам, те ответили ей мягким мерцающим светом.

____________________________________________________________________________________________________

Пантикапей – столица Боспорского царства, сегодня г. Керчь

Боспор или Боспорское царство – античное государство в Северном Причерноморье.

Боспорский царь – в Боспорском царстве было монархическое правление.

Дорийцы и ионийцы – греческие племена.

Неаполь Скифский – город, заложенный скифским царём, сегодня г. Симферополь.

Неаполь – в переводе с греческого «Новый город»

«Прометей» – трагедия Эсхила.

Мнемозина – богиня памяти, познания.

«Дын! Дын! Дын!»

Сквозь вязкий полуденный сон Майя слышала, как кто-то стучит молоточком по медному диску у входной двери. Просыпаться не хотелось, любое движение было пыткой в такую жару. В последний месяц лета на Ольвию обрушился небывалый зной. Под жгучими лучами солнца вся зелень в городе пожухла, дорожки и площади засыпала увядшая раньше времени листва. Днём на улицах не души, молчат кузницы и мастерские, закрыты двери лавок, опустели чаши фонтанов, иссякли многие источники и колодцы. Только к вечеру город немного оживал, горожане торопились переделать свои дела до наступления темноты, после короткой душной ночи приходил стремительный рассвет, и златокудрый Гелиос снова выкатывал на голубой небосвод свою ослепительно сверкающую колесницу.

«Дын-н-н-н-н!» Эгла толкнула Майю в бок острым локтем и сонно пробормотала: «Слышишь, Майя? Стучат».

Девушка нехотя поднялась с просторного ложа, на котором отдыхала в жаркий день вместе с подругой. Узел ленты ослаб, освободившиеся пряди упали на плечи, затылок сразу взмок. Майя подхватила волосы и закрутив их узлом на макушке осмотрелась. В комнате с плотно закрытыми ставнями, чтобы внутрь не проник нагретый воздух, было темно. Эгла не успела найти свой хитон, как снова раздался металлический стук дверного диска. «Иду, иду!» – сердито пробурчала она, торопливо заворачиваясь в льняную простыню.

Молодой темноволосый раб, в набедренной повязке и сандалиях, стоял на пороге дома.

– Надо госпожу Эглу, – сказал невольник.

– Зачем она тебе?

– Господин велел передать…, – раб прикрыл глаза и быстро проговорил выученный наизусть текст, – мой благородный господин, хозяин городской верфи, передаёт привет прекрасной госпоже Эгле, и извещает её о том, что получил письмо от благородного господина Идоменея из Прекрасной Гавани, в котором тот сообщает о своём скором приезде.