Однако вряд ли автор такого афоризма, способного восхититьснобов Симфи и космополитический сброд Ялты, может претендовать напрезидентское кресло. Пока еще ключи к политике Острова лежат в ладоняхпатриотов, истинных врэвакуантов, потомственных военных, сохраняющихуверенность в своих силах, стерегущих Крым до светлого дня Весеннего Похода, доВозрождения Отчизны. Что касается современных левиафанов, милостивые государи,то… не нужно, конечно, обольщаться, но нельзя и забывать о нашем героелейтенанте Бейли-Лэнде, и почему не вспоминать иногда о примере Израиля, оДавиде и Голиафе, о собственном славном опыте, когда небольшие наши, ноультрасовременные «форсиз» в течение недели перемолотили огромную турецкуюармию и заставили современных янычар заключить пакт дружбы. Так что, несмотряна постоянную и страшную опасность и даже именно в связи с этой опасностью, намне нужен в президентах потенциальный пораженец. К тому же, господа, не грехвспомнить и о сыне, об Андрее Лучникове, этом вполне едва ли не коммунисте,который не вылезает из Москвы. Помилуйте, господа, но это уже не дело.Рассуждая таким образом, мы уподобляемся цэкистам-гэбистам, ущемляем священныепринципы нашей демократии, да и какой Андрюша коммунист, я его знаю с детскихлет. Хорошо, было бы уместно прекратить эту дискуссию, тема, кажется,исчерпана…

Примерно так представлял себе Лучников обсуждение «в кругах»кандидатуры своего отца. Он вспомнил об этом деле и сейчас, кружа по серпантинуСюрю-Кая и приближаясь к «Каховке».

Как всегда, мысль о «кругах» наполнила его темным гневом.Паяцы и мастодонты, торгаши и дебилы всерьез рассуждают, видите ли, оВозрождении! Богатые и безнравственные смеют считать себя хранителями русскойкультуры. С детства они талдычат нам о зверствах большевиков, но разве и вы небыли зверьми? Красные расстреливали тысячами, вы вешали сотнями. Нет, не белоезнамя вы несли с Юга и Востока к Кремлю, но черное с кровью. Жажда мщениядвигала вашими батальонами. Либералы, вроде моего юнкера-отца или самогогенерала Деникина, не решались произнести при вас слово «республика», нерешались заикнуться о разделе земли. Как красные презирали разогнанную«учредилку», так и вы ненавидели Учредительное выборное собрание российскогонарода. Даже и после поражения вы охотились за Милюковым, убилиНабокова-старшего, а какой была бы охота после вашей победы? Вот и сейчас шестьдесятилетий вы на своей Базе Временной Эвакуации наслаждаетесь комфортом,свободой и спокойствием, в то время когда наш народ кровью истекал подсталинскими ублюдками, отражал с неслыханными жертвами нашествие наглыхиностранных орд, прозябает в бесправии, темноте духовной, скудости и лжи иснова жертвует лучшими своими детьми, в то время, когда такие сложнейшие идраматические процессы происходят в России, вы все еще талдычите вставшимичелюстями о Весеннем Походе…

Звук сирены сверху отвлек Лучникова от этих мыслей. Онпритормозил и увидел прямо над собой за зарослями кизиловых кустов длиннуюфигуру отца в выцветшей голубой рубашке. Отец махал ему рукой и что-то кричал.За спиной у него светилась странная при ярком солнце фара маленького желтогобульдозера. Очевидно, именно из бульдозера он и просигналил сиреной.

– Андрей, не разгоняйся! – кричал отец.

Лучников медленно проехал вираж.

Молодой походкой, размахивая руками со свойственной емувнешней беззаботностью отец шел навстречу.

– Вчера здесь случился камнепад, – объяснилон. – Я сейчас тут расчищаю бульдозером. Олл райт, закончу после обеда.

Арсений сел в машину к Андрею, и они медленно перевалиличерез опасный участок.

– Ну, а теперь можно, как обычно, – улыбнулсяотец. – Не потерял еще класс?

Лучников до тридцати лет занимался автогонками почтипрофессионально, но никогда на шоссе или в городе этого не показывал, лишь нагорных дорогах охватывал его иногда мальчишеский раж. Он подумал, что, можетбыть, отцу будет приятно увидеть в этом рыжем с сединой морщинистом дядькепрежнего своего любимого мальчишку, и стал подхлестывать свой «питер» толчкамипо педали. Турбина рявкала. Они выскакивали на виражи, казалось, для того,чтобы лететь дальше в небо и в пропасть, но резко перекладывался руль,выдергивалась кулиса, и со скрежетом на двух колесах – два других в воздухе –«питер» вписывался в поворот.

– Браво! – сказал отец, когда они влетели во двор«Каховки» и остановились мгновенно и точно в квадрате паркинга.

Резиденция Лучникова-старшего называлась «Каховкой»неспроста. Как раз лет десять назад Андрей привез из очередной поездки в Москвунесколько грампластинок. Отец снисходительно слушал советские песни, как вдругвскочил, пораженный одной из них.

Каховка, Каховка -

родная винтовка…

Горячая пуля, лети!…

……………………

Гремела атака,

и пули звенели,

и дробно стучат пулемет.

И девушка наша

проходит в шинели,

горящей Каховкой идет…

………………………

Ты помнишь, товарищ,

как вместе сражались,

как нас обнимала гроза?

Тогда нам обоим

сквозь дым улыбались

ее голубые глаза…

Отец прослушал песню несколько раз, потом некоторое время сиделмолча и только тогда уже высказался:

– Стихи, сказать по чести, не вполне грамотные, но, какни странно, эта комсомольская романтика напоминает мне собственную юность и нашюнкерский батальон. Ведь я дрался в этой самой Каховке… И девушка наша Верочка,княжна Волконская, шла в шинели… по горящей Каховке…

Прелюбопытным образом советская «Каховка» стала любимойпесней старого врэвакуанта. Лучников-младший, конечно же, с удовольствиемподарил отцу пластинку: еще один шаг к Идее Общей Судьбы, которую он проповедовал.Арсений Николаевич сделал магнитную запись и послал в Париж, тамошнимбатальонцам: «Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались…» Из Парижа тоже пришливосторженные отзывы. Тогда и назвал старый Лучников свой новый дом на Сюрю-Кая«Каховкой».

– Еще не потерял класс, Андрюша.

Отец и сын постояли минуту на солнцепеке, с удовольствиемглядя друг на друга. Разновысокие стены строений окружали двор: галереи,винтовые лестницы, окна на разных уровнях, деревья в кадках и скульптуры.

– Я вижу, у тебя новинка, – сказал Андрей. –Эрнст Неизвестный…

– Я купил эту вещь по каталогу, через моего агента вНью-Йорке, – сказал Арсений и добавил осторожно: – Неизвестный, кажется,сейчас в Нью-Йорке живет?