– Ха, Зоя Лазарева.

– Зоинька, – обрадовалась я, – сколько лет, сколько зим, какпоживаешь?

С Лазаревой мы учились в одной группе. Поступали в инязодновременно, и обе, без всякого блата, получили «отлично» на экзаменепо-французскому. Вещь почти невозможная для абитуриентки данного института.Даже девочки, занимавшиеся с лучшими репетиторами, получали не больше четверки.Пятерки там ставили лишь своим, внесенным в разнообразные списки – от ректора,от декана, от парткома. Простому человеку попасть в иняз было практическиневозможно. Для этого нужно было либо обладать связями, либо заплатить огромнуюсумму.

Но мы с Зоей ни о чем таком и не подозревали, наивнополагая, что вступительные экзамены – это всего лишь проверка знаний.

Нас отдали на растерзание Раисе Измайловне Милославской,роскошной полной даме, безупречно владеющей языком. Ее перу принадлежало то лидвадцать, то ли тридцать учебников, методических пособий и справочников. Иименно к ней попадали те, кому следовало поставить «неуд». Милославскаявцепилась в меня, как терьер. Текст, предложенный для перевода, был сложнымдаже для пятикурсника. Минут тридцать она болтала со мной на разные темы, потомвызвала подмогу – Татьяну Карловну Раушенбах. Они начали трясти меня вдвоем.Наконец Раиса Измайловна глянула на Раушенбах и промямлила:

– Кажется, коллега, здесь «отлично».

– Да, – вздохнула та, – ничего не поделаешь.

Я выпала в коридор и встала у окна. Прохладный июньскийветерок приятно пробегал по взмокшей спине. Спасибо, Сюзи! В огромнойкоммунальной квартире, где прошло мое детство, жила настоящая парижанка –Сюзетта, жена погибшего в сталинских лагерях французского коммуниста. Сюзипрактически не владела русским языком, страшно бедствовала, и моя бабушкананяла ее нянькой. К трем годам я говорила по-французски лучше, чем по-русски.Сюзи научила меня читать и писать. В школе мне порой было трудно на урокахрусского языка. Зато преподавательница французского вечно ставила меня всем впример.

Следом за мной в коридор вылетела красная Зоя.

– Пятерка, – прошептала она, – тебе не кажется, что онипытались нас завалить? Вон та, черненькая, еле-еле читала, а ей сразу «отлично»влепили.

Я пожала плечами:

– Может, и хотели отсеять, только не получилось, а откуда тытак здорово язык знаешь?

– Шпион научил, – хмыкнула Зоя.

– Кто? – изумилась я.

– Видишь ли, – захихикала Зоя, – я из Верми, городок такой вСибири, прямо возле центральной площади – зона. А дома у нас комнату снималвольный поселенец, его за шпионаж посадили в 50-х. По-русски так и не научился,пришлось нам французский осваивать. Ему в 65-м срок вышел, только Пьер успел вмаму влюбиться и остался. Мы с ним только по-французски болтали, и мамулькатоже его язык выучила. Он ее замуж зовет, да она боится, все-таки шпион. Так иживут без росписи.

Пять лет мы грызли вместе грамматику, потом наши путиразошлись, и вот Зойка неожиданно звонит.

– Слушай, Дашутка, помнишь, какая у нас дата?

– Нет, – растерялась я.

– Двадцать лет, как иняз закончили!

А ведь верно, надо же, сколько времени пролетело.

– Вот решили собраться, – частила Зоя, – почти всехразыскали: и Катьку Волкову, и Федю Пригожина, и Раю Скоркину… Так что готовься– в пятницу приезжай к Тане Ивановой домой, пиши адрес.

Я схватила ручку.

– Успенское шоссе, 12-й километр, – диктовала деловито Зоя,– поселок Федулово, дом три. И еще: решили веселиться на полную катушку,поэтому изволь надеть костюм.

– Какой? – растерялась я.

– Ну уж это тебе видней, – рассмеялась подруга, – хотьКрасной Шапочки. Решили устроить карнавал. И чтобы обязательно маска на лице.Сначала повеселимся на полную катушку, сорок человек позвали, почти весь курссоберется. Будем гадать, кто есть кто! А в полночь маски долой – то-то хохотубудет!

Из моей груди вырвался вздох. Боюсь, не до смеха станет. Невстречались почти четверть века, так что и без масок можем друг друга неузнать. Лично я прикреплю где-нибудь табличку – Дарья Васильева.

Но Зоя просто фонтанировала энтузиазмом:

– Смотри не опаздывай, сбор к пяти.

– Погоди, погоди, что приносить: вино, конфеты, колбасу?

Зоя радостно засмеялась:

– Ничего! Нас Танюшка приглашает.

– Столько человек? Ей-богу неудобно, давайте хоть деньгамискинемся.

– Оставь, – успокоила Лазарева. – Танька среди нас самаябогатая, ей такой расход – тьфу.

– Чем же она занимается? – удивилась я.

– Сейчас ничем, – пояснила Зоя, – просто удачно замужвыскочила.

– А кто супруг?

– Держись за стул, – взвизгнула Зоя, – депутат Харитонов!Слышала небось? Он через день в телевизоре мелькает. Заодно и познакомимся.

Из трубки понеслись короткие гудки. Я в обалдении уставиласьна «Эриксон». Ну надо же, а еще говорят, что чудес не бывает.

Узнав о костюмированном бале, домашние чрезвычайновоодушевились.

– Нарядись принцессой, – велела Маша, – юбка на кринолине,кругом кружева, кружева и большой парик с буклями.

– Представляю, как гости заржут, когда мать маску снимет, –схамил Аркадий, – думали, девочка, а там бабушка.

Я решила пропустить бестактность мимо ушей. При росте метршестьдесят четыре вешу сорок восемь килограмм, к тому же имею абсолютноклассические параметры: талия – пятьдесят семь, бедра – восемьдесят восемь. Воттолько бюст слегка подкачал, если честно, то его совсем нет.

– Ужасная глупость пришла тебе в голову, Маня, – накинуласьЗайка на девочку, – тут нужно нечто совершенно экстраординарное, эксклюзивное ик тому же смешное.

– Пусть оденется поросенком Наф-Нафом, – предложила Машка. –Возьмет в руки ведерко, мастерок, и маска не потребуется, мордой прикроется спятачком.

– А зачем ведро с мастерком? – изумилась я.

– Так он каменный дом строил, – пояснила Манюня, – самый разумныйиз всех оказался. Роль как раз для тебя, мулечка.

– Чего-чего, а разумности у нашей матери нет и в помине, –тяжело вздохнул Кеша, – только каменные хоромы мастерил Ниф-Ниф.