— Да никого я не люблю!

Машкины вопли начинали заводить, и меня это расшатывало. Я буквально чувствовал, как теряю над собой контроль.

— Не правда!

— Я чё тебе, доказывать что-то должен?!

— А мне не надо ничего доказывать! Я и так всё вижу, всё понимаю! Ты изменился, Серёнь, ты на себя не похож стал! Скажи, она что, тебя бросила?!

— Да никто никого не бросал! — Я с досадой осознал, что уже сам ору, как потерпевший. Тимонина ковырнула там, где было нельзя. — И вообще, что за драма: любишь, бросила?! Мне в принципе похуй на такие вещи, ты ещё не поняла?! Не для того создан! Вот знаешь, что я люблю?! Тусить по клубам, бухать и трахаться! — Она категорично замотала головой. — Да, Тимонина, да!!! Причём, каждый раз с новой девчонкой! Потому что все вы одинаковы! Все видите то, чего нет, сочиняете сами, а потом разочаровываетесь, что ваша фантазия и реальность нихуя не совпали. Поэтому единственный выход, чтоб не успеть превратиться в ваших глазах в чмо — это менять вас как… — Я на секунду заткнулся, горло сдавило спазмом. Но сглотнул и тут же продолжил, но уже чуть ровней: — Короче, сегодня с одной, завтра с другой, а потом получать от ваших дружков-лузеров по хлебалу! Вот что мне интересно, Тимонина, вот моё жизненное кредо! А придумывать про меня разные сказки не надо, я вам, блядь, не принц из этих сказок!

— Да это не ты, Сега!!! — переорала меня она. — Я не знаю, что она с тобой сделала, но тебя я узнала не вчера! Ты совсем другой, на самом деле, не кобель какой-то, и верный! И даже Леська говорила, что если вы переспите, то по-любому будете вместе, потому что ты…

— Леська дура! — перебил я. — И ты дура! Обе повелись на образ, который ТВ из меня сляпала! А я, блядь, не такой, я нихуя не романтик с гитарой, ещё раз говорю… Я обычный пацан, которого задолбало носить маски! Так что разуй уже глаза, Тимонина, и отвалите от меня все, желательно раз и навсегда! Пожалуйста! Просто отвалите от меня наконец… ладно?!

Тимонина замолчала. Долго наблюдала, как я нервно выбиваю сигарету из пачки и тщетно чиркаю зажигалкой, потом прищурила глаза:

— Тогда, если ты такой плохой, почему не пойдёшь со мной сейчас? Что-то же тебя останавливает?

Я помедлил с ответом, прикуривая в ладонях. Потом задрал башку, выдохнул прям ей в лицо и проговорил ледяным скотским голосом:

— А я, может, и мудак, но не совсем тупой. Просто учусь на своих ошибках, ясно?..

Тут из подъезда, распахнув дверь с ноги, вывалился Трунин, и Тимонина, не долго думая, вцепилась ему в рукав:

— О, Юрка, идём со мной!

Трунин напрягся:

— Не понял. Куда?

Я покачал головой, почти беззвучно заржал.

— Чего ты не понял?! — сорвалась на нём Машка. — Ко мне идём говорю, у меня мама ща свалит! А Серёнечка пусть едет тусит дальше. Да, Серёнь? То есть, Сергей Сергеич теперь для меня, правильно я понимаю?!

Я снова покачал головой, только уже без смеха, лишь с саркастической улыбкой.

— Ты сейчас так похожа на Леську.

— Да пошёл ты!!!

И она удрала, хлопнув тяжёлой дверью, прогромыхав не зашнурованными ботинками по ступенькам и оставив Трунина стоять на пороге с отвисшей пачкой.

Однако тот не долго медлил. Одарив меня взглядом, по которому трудно было что-то вообще понять, в итоге тоже развернулся и просто молча скрылся в подъезде.

Глава 34

Марина

По дороге на этот концерт я ужасно нервничала. И не только по дороге — несколько последних ночей я вообще не могла спокойно спать. Меня мучило множество мыслей, раздирало дикой смесью самых различных эмоций.

Страх увидеть Серёжу боролся во мне с чувством внутреннего долга перед Ванькой. Я обязана была поддержать его. И не столько потому, что он впервые выступал перед публикой, а скорее от осознания, что от этого моего шага напрямую зависит будущее наших с ним отношений. Я не имела права отказаться. Ни отказаться, ни передумать.

Я должна была быть там.

И я пошла. С Игорем. На приглашение Ваньки он отреагировал очень положительно. Конечно, он же не знал, что там, возможно, будет Серёжа. Что, возможно, мне придётся снова его увидеть и как-то пережить это. И, скорее всего, сделать вид, что я его не знаю…

Боже, хоть бы его не было!..

* * *

Клуб представлял собой сильно запущенное двухэтажное здание из жёлтого кирпича, мало напоминающее центр культурного досуга. Никаких тебе колонн, лепнины или других намёков на возвышенное предназначение, всё очень сдержанно и прозаично: прямые, рубленные линии, выкрашенное синей облупившейся краской крыльцо, почерневшие от плесени стены.

Мы бы с Игорем вообще не догадались, что это так называемый «Дом культуры», если бы не заметная ещё издали табличка на козырьке, припаркованные машины и, главное, толпа местной молодёжи у входа.

Моё сердце затрепыхалось как безумное. Идя под руку с Игорем, я с внимательностью всегда готовой к бегству лани изучала глазами эту толпу, выискивая и одновременно до дрожи боясь обнаружить в ней светлую куртку Серёжи.

Голоса и дружный смех за спиной, запахи вейпов, табака и жвачки, флюиды свободы и всеобщего радостного возбуждения… Я давно оторвалась от этой стихии, сама атмосфера здесь заставляла меня внутренне ощетиниваться, и, если бы рядом не было Игоря, мне бы, наверное, было очень страшно.

Чёрт, какой же трусихой я стала! Или это просто расшатанные последними событиями нервы?..

— Это точно концерт для мам? — спросила я Игоря, когда мы поднимались по ярко освещённой лестнице, прижимаясь от встречной толпы к холодной, выкрашенной тёмно-синей масляной краской стенке. — Такое ощущение, что тут только дети.

— А все мамы уже сидят! — возвестил Игорь, подхватив открытую ещё кем-то до него деревянную дверь.

Но тут меня словно притянуло что-то, и я встретилась глазами с явно смотрящей прямо на нас высокой стройной девушкой. Её я, кажется, видела впервые, но она меня как будто узнала.

Я запомнила её лицо: взгляд внимательный и немного встревоженный, или даже какой-то осуждающий. Она не выглядела опасной, как Ванькина Олеся, от неё не веяло ни враждебностью, ни стервозностью, но, в то же время, было в ней нечто такое, отчего я почувствовала себя неловко, будто в чём-то перед ней виновата.

Оставив вещи на переполненной вешалке, мы обогнули её, обошли неудобно стоящий стол звукооператора и, найдя несколько свободных мест, сели.

Зал был