— Томас ходил в ФБР, и он мертв.

— Простите, Дарби. Это несправедливо.

— Меня не волнует справедливость или чувства.Я больше обеспокоена тем, чтобы остаться живой до полудня.

— Не ходите к себе домой.

— Я не глупая. Они уже были там. И я уверена,что они следят и за его квартирой.

— Где его родственники?

— Родители живут в Неаполе, во Флориде. Ядумаю, что деканат свяжется с ними. У него есть брат в Мобиле, и я собираюсьпозвонить ему и все объяснить.

Она увидела человека. Он толкался средитуристов у стойки администратора. В его руках была сложенная газета, и онстарался держаться непринужденно, как обычный гость, но его выдавали нескольконеуверенная походка и ищущие глаза. Лицо было вытянутым и худым, с круглымиочками и блестящим лбом.

— Гэвин, слушайте меня. Записывайте. Я вижучеловека, который уже попадался мне на глаза недавно. Около часа назад. Рост —сто восемьдесят пять или семь, худощавый, возраст — тридцать лет, в очках,лысеющий, волосы темные. Он уходит, уходит.

— Кто он такой?

— Мы с ним не знакомились, черт бы его побрал.

— Он видел вас? Где все-таки вы находитесь?

— В холле отеля. Я не знаю, видел ли он меня.Я ухожу.

— Дарби, послушайте. Что бы вы ни делали,поддерживайте связь со мной.

— Я попытаюсь.

Туалет находился за углом. Она прошла впоследнюю кабину, заперла за собой дверь и просидела там около часа.

Фотографа звали Крофт. Он работал на «Пост» втечение семи лет, пока в третий раз не был осужден за наркотики и отправлен надевять месяцев в тюрьму. Освобожденный условно, он объявил себя свободнымхудожником и поместил соответствующую рекламу в «Желтых страницах». Телефонзвонил редко, и работы у него было не много. Лишь изредка приходилось снимать«фотомодели», которые об этом даже не подозревали. Большинство его клиентовбыли адвокатами, которые занимались разводами и нуждались в компромате длясуда. После двух лет свободного творчества он усвоил несколько трюков и теперьсчитал себя чуть ли не асом частного розыска. Он брал сорок баксов в час, когдаудавалось заполучить работу.

Одним из его клиентов был Грэй Грантэм, егостарый приятель со времен работы в газете, который позванивал, когда нуждался вгрязных снимках. Грантэм был серьезным и порядочным репортером и лишь изредкаприбегал к тайным уловкам, обращаясь к нему. Он любил Грантэма, потому что тотвел себя честно по отношению к своему жульничеству. Остальные же были такимиблагочестивыми.

Он сидел в машине Грантэма, потому что в нейбыл телефон. Время было полуденное, и он курил свою вторую дозу, размышляя надтем, во все ли открытые окна доносится запах его зелья. Он делал свою лучшуюработу, наполовину накачанный наркотиками. А уж когда зарабатывал себе нажизнь, не спуская глаз с мотелей, ему приходилось одурманивать себя полностью.

Машину продувал легкий ветерок, уносившийзапах на Пенсильвания-авеню. Он стоял в неположенном месте, курил наркотик, нони капли не беспокоился. При нем его было меньше унции, да и надзирающий за нимчиновник курил его тоже, так что какого черта.

Телефонная будка находилась в полуторакварталах впереди, на боковой дорожке и несколько в глубине улицы. С еготелескопическим объективом он мог чуть ли не читать телефонный справочник,висевший в ней. Внутри стояла крупная женщина, заполнявшая собой всю будку иразмахивающая руками при разговоре. Крофт сделал затяжку и посмотрел, нет ли взеркале полицейского. Это была зона, запрещенная для стоянки. Улицу переполнялиавтомобили.

В двенадцать двадцать женщина выбралась избудки, словно ниоткуда появился молодой мужчина в прекрасном костюме изахлопнул за собой дверь. Крофт взял свой «Никон» и пристроил объектив нарулевом колесе. Погода стояла прохладная и солнечная. По боковой дорожкенепрерывно двигались люди, спешившие воспользоваться временем ленча. Их головыи плечи то и дело мелькали в объективе. Вот в толпе появился разрыв. Щелчок.Разрыв. Щелчок. Объект набирал номер и глазел по сторонам. Это был их человек.Он проговорил тридцать секунд, и в машине трижды прозвучал телефонный вызов.Вот он, сигнал от Грантэма, находившегося в редакции «Пост». Их человек говорилс Грантэмом. И Крофта прорвало. «Сделай все, что сможешь», — говорил емуГрантэм накануне. Разрыв. Щелчок. Щелчок. Головы и плечи. Разрыв. Щелчок.Щелчок. Его глаза шарили вокруг во время разговора, но сам он держался спиной кулице. Полный оборот. Щелчок. Крофт израсходовал кассету из тридцати шестикадров за две минуты и взял другой «Никон». Навел объектив и стал ждать, когдав толпе появится просвет. Затянулся последний раз и швырнул окурок на улицу.Это было так просто. Да, действительно, нужно было иметь талант, чтобы схватитьобраз в студии, а эта уличная работа походила на развлечение. Однакофотографирование скрытой камерой походило на что-то преступное.

Объект был немногословной личностью. Онповесил трубку, огляделся, открыл дверь, вновь посмотрел вокруг и направилсяпрямо на Крофта. Щелчок. Щелчок. Щелчок. Лицо в фас, фигура в рост, ускорилшаг, приближается, красота, красота. Крофт снимал лихорадочно, затем, впоследний момент, положил «Никон» на сиденье и стал смотреть на улицу, пока тотне прошел мимо и не исчез в толпе. Когда ты в бегах, никогда не пользуйся одними тем же телефоном дважды.

Гарсиа вел бой с тенью. «У меня жена иребенок, — говорил он, — и я боюсь». Впереди у него были карьера и деньги, иесли он будет исправно платить налоги и держать рот на замке, то станетсостоятельным человеком. Но его подмывало заговорить. Он тараторил о том, как емухочется рассказать и что ему есть что сказать, и все такое, но он просто неможет решиться. Он не доверяет никому.

Грантэм не торопил. Он дал ему возможностьпотараторить еще какое-то время, чтобы Крофт успел сделать свое дело. Гарсиапроболтается в конечном итоге. Он так этого хочет. Он звонил уже в третий раз ис каждым звонком чувствовал себя все увереннее в разговоре со своим новымдругом Грантэмом, который играл в эти игры уже не раз и знал их правила.Вначале надо успокоить и внушить доверие, отнестись к собеседнику с теплотой иуважением, поговорить о добре и зле. Затем он сам начнет говорить.