— Очень даже, — сказал Билл. — Идем к нему.

Мы поднялись за хозяином на второй этаж и пошли по коридору.

— Он занимает восьмой номер, — сказал Монтойя. — Сейчас егоодевают к бою быков.

Монтойя постучал в дверь и отворил ее. Комната была мрачная,окно, выходившее в узкий переулок, давало мало света. В комнате стояли двекровати, стыдливо разделенные перегородкой. Горело электричество. Юноша вкостюме матадора стоял очень прямо. Лицо его было строго. Расшитая курткависела на спинке стула. Ему только что намотали пояс вокруг талии. На нем былабелая полотняная рубашка, черные волосы блестели в электрическом свете. Личныйслуга его, закрепив пояс, встал с колен и отступил. Педро Ромеро рассеянно и сбольшим достоинством наклонил голову и пожал нам руки. Монтойя сказал ему, чтомы настоящие aficionado и что мы хотим пожелать ему успеха. Ромеро слушал оченьсерьезно. Потом он повернулся ко мне. Никогда в жизни не видел я такогокрасавца.

— Вы идете на бой быков? — спросил он по-английски.

— Вы говорите по-английски? — спросил я, чувствуя себяидиотом.

— Нет, — ответил он и улыбнулся.

Один из трех мужчин, сидевших на кроватях, подошел к нам испросил, говорим ли мы по-французски.

— Если хотите, я буду переводить. Может быть, вы желаетеспросить что-нибудь у Педро Ромеро?

Мы поблагодарили его. О чем могли бы мы спросить? Юноше былодевятнадцать лет, он был один, если не считать слуги и трех прихлебателей, ачерез двадцать минут начнется бой. Мы сказали: «Mucha suerte»[11], — пожали емуруку и вышли. Когда мы закрывали дверь, он стоял очень прямо, красивый и всемчужой, один в комнате, где сидели его прихлебатели.

— Чудесный малый, не правда ли? — спросил Монтойя.

— Красивый мальчик, — сказал я.

— С виду он настоящий тореро, — сказал Монтойя. — Чистейшейводы.

— Чудесный малый.

— Вот посмотрим, каков он на арене, — сказал Монтойя.

Большой мех с вином был прислонен к стене в моей комнате. Мывзяли мех и полевой бинокль, заперли дверь и спустились вниз.

Бой быков прошел удачно. Билл и я были в восхищении от ПедроРомеро. Монтойя сидел через десять мест от нас. После того как Ромеро убилпервого быка, Монтойя поймал мой взгляд и кивнул головой. Это — настоящий.Настоящих матадоров давно не было. Из двух других матадоров первый работалхорошо, второй посредственно. Но не могло быть и сравнения с Ромеро, хотя быкипопались ему неважные.

Несколько раз во время боя быков я оборачивался и смотрел вбинокль на Майкла, Брет и Кона. По-видимому, они чувствовали себя хорошо. Бретбыла спокойна. Все трое сидели, наклонившись вперед, опираясь на бетонныеперила.

— Дай мне бинокль, — сказал Билл.

— Ну, как Кон, скучает? — спросил я.

— Вот хвастун!

При выходе из цирка, после окончания боя быков, мы попали вдавку. Нельзя было пробраться сквозь толпу, пришлось отдаться ей, и онамедленно, словно глетчер, несла нас к городу. Мы испытывали то чувство легкойтревоги, которое обычно испытываешь после боя быков, и были в приподнятомнастроении, как всегда после по-настоящему хорошего боя. Фиеста была в разгаре.Барабаны били, дудки пронзительно свистели, и людской поток то и делопрерывался кучками танцоров. Танцоры плясали в гуще толпы, и нам не видно было,что они выделывают ногами. Мы видели только головы и плечи, ходившие вверх ивниз, вверх и вниз. В конце концов мы выбрались из толпы и зашагали к кафе.Официант оставил три свободных стула, мы заказали по абсенту и разглядывалитолпу на площади и танцоров.

— Как ты думаешь, что это за танец? — спросил Билл.

— Что-то вроде хоты.

— Он не всегда одинаковый, — сказал Билл. — Они под разнуюмузыку танцуют по-разному.

— Замечательно танцуют.

Напротив нас в начале улицы танцевала группа подростков. Онивыделывали очень сложные па, и лица у них были серьезные и сосредоточенные. Всеони, танцуя, смотрели на свои ноги. Их туфли на веревочной подошве топали ихлопали по мостовой. Носки сходились, пятки сходились, лодыжки сходились. Потоммузыка резко оборвалась, па на месте кончилось, и танцоры, приплясывая,двинулись по улице.

— Идут наши аристократы, — сказал Билл.

Они пересекали улицу.

— Хэлло, друзья, — сказал я.

— Хэлло, джентльмены! — сказала Брет. — Вы заняли для насместа? Как мило.

— Знаете, — сказал Майкл, — этот, как его, Ромеро, этоздорово! Правда?

— Он просто очарователен, — сказала Брет. — А зеленые штаны!

— Брет глаз не сводила с них.

— Завтра непременно возьму у вас бинокль.

— Ну как? Хорошо было?

— Чудесно. Просто замечательно. Вот это зрелище!

— А лошади?

— Я не могла не смотреть на них.

— Она глаз не сводила с них, — сказал Майкл. — Онамолодчина.

— Конечно, это ужасно, что с ними делают, — сказала Брет. —Но я не могла не смотреть.

— А вам не было дурно?

— Ни капельки.

— А Роберту Кону было дурно, — ввернул Майкл. — Вы совсемпозеленели, Роберт.

— Первая лошадь меня расстроила, — сказал Кон.

— Вы не очень скучали, правда? — спросил Билл.

Кон засмеялся.

— Нет. Не скучал. Забудьте про это, пожалуйста.

— Ладно, — сказал Билл, — если только вы не скучали.

— Непохоже было, чтоб он скучал, — сказал Майкл. — Я думал,его стошнит.

— Да нет, мне вовсе не было так скверно. И всего только однуминуту.

— Я был уверен, что его стошнит. Вы не скучали, правда ведь,Роберт?

— Довольно об этом, Майкл. Я уже сказал, что зря такговорил.

— А ему все-таки было дурно. Он буквально позеленел.

— Хватит, Майкл!

— Никогда не скучайте на своем первом бое быков, Роберт, — сказалМайкл. — А то может выйти скандал.

— Хватит, Майкл, — сказала Брет.

— Он говорит, что Брет садистка, — сказал Майкл. — Брет несадистка. Она просто красивая, здоровая женщина.