— Как-то, когда мы только что познакомились, я целый деньдумал о том, как мы с тобой поедем вместе в отель «Кавур» и как все будет.

— Это было нахальство с твоей стороны. Но ведь это не«Кавур», правда?

— Нет. Туда бы нас не пустили.

— Когда-нибудь пустят. Но вот видишь, милый, в этом разницамежду нами. Я никогда ни о чем не думала.

— Совсем никогда?

— Ну, немножко, — сказала она.

— Ах ты, милая!

Я налил еще стакан вина.

— Я совсем простая, — сказала Кэтрин.

— Сначала я думал иначе. Мне показалось, что ты сумасшедшая.

— Я и была немножко сумасшедшая. Но не как-нибудьпо-особенному сумасшедшая. Я тебя не смутила тогда, милый?

— Изумительная вещь вино, — сказал я. — Забываешь всеплохое.

— Чудесная вещь, — сказала Кэтрин. — Но у моего отца от негосделалась очень сильная подагра.

— У тебя есть отец?

— Да, — сказала Кэтрин. — У него подагра. Но тебе совсем ненужно будет с ним встречаться. А у тебя разве нет отца?

— Нет, — сказал я. — У меня отчим.

— А он мне понравится?

— Тебе не нужно будет с ним встречаться.

— Нам с тобой так хорошо, — сказала Кэтрин. — Меня большеничего не интересует. Я такая счастливая жена.

Пришел официант и убрал посуду. Немного погодя мы притихли,и было слышно, как идет дождь. Внизу, на площади, прогудел автомобиль.

— Но слышу мчащих все быстрей

Крылатых времени коней, —

сказал я.

— Я знаю эти стихи, — сказала Кэтрин. — Это Марвелл. Тольковедь это о девушке, которая не хотела жить с мужчиной.

Голова у меня была очень ясная и свежая, и мне хотелосьговорить о житейском.

— Где ты будешь рожать?

— Не знаю. В самом лучшем месте.

— Как ты все устроишь?

— Самым лучшим образом. Не беспокойся, милый. До окончаниявойны у нас может быть еще много детей.

— Нам скоро пора.

— Я знаю. Если хочешь, считай, что уже пора.

— Нет.

— Тогда не нервничай, милый. Ты был совсем хороший всевремя, а теперь ты начинаешь нервничать.

— Не буду. Ты мне будешь часто писать?

— Каждый день. Ваши письма просматривают?

— Там так плохо знают английский язык, что это не имеетзначения.

— Я буду писать очень путано, — сказала Кэтрин.

— Но не слишком уж путано.

— Нет, только чуть-чуть путано.

— Пожалуй, нужно идти.

— Хорошо, милый.

— Мне не хочется уходить из нашего милого домика.

— И мне тоже.

— Но нужно идти.

— Хорошо. Мы ведь никогда еще долго не жили дома.

— Еще поживем.

— Я тебе приготовлю хорошенький домик к твоему возвращению.

— Может быть, я вернусь очень скоро.

— Вдруг тебя ранят чуть-чуть в ногу.

— Или в мочку уха.

— Нет, я хочу, чтоб твои уши остались, как они есть.

— А ноги нет?

— В ноги ты уже был ранен.

— Надо нам идти, дорогая.

— Хорошо. Иди ты первый.

Мы не стали вызывать лифт, а спустились по лестнице. Ковер налестнице был потертый. Я уплатил за обед, когда его принесли, и официант,который принес его, сидел у дверей. Он вскочил и поклонился, и я прошел с ним вконтору и уплатил за номер. Управляющий принял меня как друга и отказалсяполучить вперед, но, расставшись со мной, он позаботился посадить у дверейофицианта, чтоб я не сбежал, не заплатив. По-видимому, такие случаи у негобывали, даже с друзьями. Столько друзей заводишь во время войны.

Я попросил официанта сходить за экипажем, и он взял у меняиз рук сверток Кэтрин и, раскрыв зонт, вышел. Из окна мы видели, как онпереходил улицу под дождем. Мы стояли в конторе и глядели в окно.

— Как ты себя чувствуешь, Кэт?

— Спать хочется.

— А мне тоскливо и есть хочется.

— У тебя есть с собой какая-нибудь еда?

— Да, в походной сумке.

Я увидел подъезжавший экипаж. Он остановился, лошадь стала,понурив голову под дождем, официант вылез, раскрыв зонт, и пошел к отелю. Мывстретили его в дверях и под зонтом прошли по мокрому тротуару к экипажу. Всточной канаве бежала вода.

— Ваш сверток на сиденье, — сказал официант. Он стоял сзонтом, пока мы усаживались, и я дал ему на чай.

— Спасибо. Счастливого пути, — сказал он.

Кучер подобрал вожжи, и лошадь тронулась. Официантповернулся со своим зонтом и направился к отелю. Мы поехали вдоль тротуара,затем повернули налево и выехали к вокзалу с правой стороны. Два карабинерастояли у фонаря, куда почти не попадал дождь. Их шляпы блестели под фонарем.При свете вокзальных огней дождь был прозрачный и чистый. Из-под навеса вышелносильщик, пряча от дождя голову в воротник.

— Нет, — сказал я. — Спасибо. Не требуется.

Он снова укрылся под навесом. Я обернулся к Кэтрин. Ее лицобыло в тени поднятого верха.

— Что ж, попрощаемся?

— Я войду.

— Не надо.

— До свидания, Кэт.

— Скажи ему адрес госпиталя.

— Хорошо.

Я сказал кучеру, куда ехать. Он кивнул.

— До свидания, — сказал я. — Береги себя и маленькую Кэтрин.

— До свидания, милый.

— До свидания, — сказал я.