Но то, чего она хотела добиться, у нее получилось: узлыослабли. Извиваясь, как гусеница, она принялась выкручиваться, выдираться изрубашки с таким ощущением, будто вылезает из собственной кожи. Тело, которымона всегда гордилась – легкое, гибкое тело со всеми положенными женскимиизгибами, с тонкой талией и красивыми, плавными бедрами, – вдруг стало ееврагом: оно не хотело освобождаться, оно мешало ей.

– Чтоб… ты… сдох… – сквозь зубы шипела Алька.

Капли пота стекали по ее шее, от ковра, в который онауткнулась носом, разило пылью.

– Привязал… меня… к мебели… сволочь!

Внезапно Алька почувствовала, что веревка поддалась, и в туже секунду ей почудились шаги за дверью. В ужасе от того, что убийца вот-вотвойдет и обнаружит ее в этой унизительной позе, она рванулась изо всех сил – иощутила, что натяжение ее пут ослабло. Сперва ей удалось освободить руки, азатем, перевалившись на спину и изогнувшись так, что хрустнули кости, онастащила веревку, опутывавшую ноги.

«Господи, получилось!»

Но времени лежать и приходить в себя у нее не было. Онапоползла по ковру, стремясь отдалиться как можно дальше от кушетки, словно табыла хищным зверем и могла броситься на нее, потом поднялась и, шатаясь,остановилась возле стены. Теперь она хорошо видела в темноте. В вискахпульсировало, бока ныли так, словно она и в самом деле содрала с них кожу, ногиот слабости подгибались, и Алька съехала вниз, хотя в таком положениичувствовала себя более уязвимой.

«Только бы он не пришел сейчас…»

Тело ее ныло и просило о пощаде, но мысли, когда их незатуманивал панический страх, были ясными. Алька, пошатываясь, пошла вдольстены, с усилием отгибая ковры в надежде обнаружить за ними окна.

«Окно… Хоть одно окно! Здесь не может не быть окон!»

Окно и в самом деле обнаружилось за очередным ковром –длинный узкий прямоугольник, заколоченный изнутри досками. В отчаянномбешенстве Алька попыталась отодрать крайнюю, подцепив ее сбоку, но доски былиприколочены крепко. До крови ободрав пальцы, она оставила свои попытки иогляделась в поисках того, что могло бы помочь ей выбраться отсюда. Взгляд ееупал на стул, на котором сидел убийца, но прежде, чем она успела подумать, какего можно использовать, за дверью послышались шаги – на этот раз настоящие, ане подсказанные ее воображением.

Гитарист, вошедший в комнату, протянул руку к выключателю,но, еще не успев нажать на него, почуял, что в комнате что-то изменилось. Он неочень хорошо видел в темноте, тем более что шагнул в полумрак из яркоосвещенного коридора, но у него было звериное чутье на опасность. Поэтому онуспел отдернуть руку от выключателя и отскочить в сторону в тот самый миг,когда Алька с яростным воплем обрушила стул на то место, где он стоял секунду назад.

От изумления он выронил ножницы, которые принес с собойспециально, чтобы срезать с нее одежду. Мерзкая крыса! Как ей это удалось?! Отследующего удара, нанесенного более точно, он не смог увернуться, и ножка стулавскользь проехалась по его плечу. Он отшатнулся, не удержался на ногах и упална пол.

«Добить его! Добить!» Подчиняясь крику паники, Алька сделалаошибку: подскочила слишком близко, чтобы нанести удар наверняка. В следующиймомент ее ударили в кость под коленкой, и, закричав от боли, она свалилась, какподкошенная, выпустив стул.

Гитарист с ловкостью акробата извернулся и прыгнул на неесверху. Влажные руки сомкнулись на ее горле и сжали его с такой силой, чтоАлька поняла: еще чуть-чуть, и он сломает ей шею. В глазах помутилось, и такаяже муть ударила в голову, заволокла, забила мозг черной ватой. Она ощутила себякуклой. Кукле сломают шею и распотрошат, выкинут старое тряпье, которым онабыла нафарширована, и вложат новое, а затем зашьют грубым швом. Смутноказалось, что так неправильно, но эта мысль, да и все прочие, уже проваливаласькуда-то, улетала в длинный темный колодец, в который вот-вот должна быласвалиться и сама Алька.

Упасть в него ей мешало только одно – холод под рукой.Собрав остатки сознания, кукольной, тряпичной, непослушной рукой Алька нащупалачто-то длинное на ковре. Острое. Железное.

Пальцы не хотели сжиматься вокруг этого предмета, но в концеконцов ей удалось обхватить его, и с ощущением, что она все делает ужасающе,невероятно медленно, Алька подняла руку и ударила душащего ее парня в бок.

От визга, раздавшегося над ней, она выронила ножницы.Отпустив ее горло, Гитарист зажал двумя руками рану и повалился на бок, визжатак пронзительно, что у нее заложило уши. Она поползла к двери, за которойгорел свет, к спасительной двери, которую можно было захлопнуть за собой,оставив визжащее чудовище в ковровой клетке. Ей оставалось доползти совсемнемного, и она вскочила на трясущиеся и подгибающиеся ноги, как будто они былине настоящие, а кукольные – тряпичные мешочки, из которых высыпали наполнительи вынули железный стержень. Она даже успела сделать несколько шагов по ковру,засасывающему ее, словно песок.

Он навалился на нее сзади в тот момент, когда она вцепиласьв косяк. Алька заорала изо всех сил, но ее стащили вниз, заломили руки за спинуи, пыхтя, обмотали их чем-то – кажется, той самой веревкой, от которой она такотчаянно избавлялась. Она продолжала кричать и брыкаться, но сунутый в рот кляпзаставил ее замолчать. Что-то прижало к полу ее волосы, и, скосив глаза, Алькаубедилась, что убийца поставил на нее сверху стул – так, чтобы она лежала междуего ножками. Теперь она не могла повернуть голову – острая боль мешала ей.

Мимо нее прошли ноги в полосатых черно-серых носках – этидурацкие полоски так прочно засели у нее в голове, как будто от них зависела еежизнь. Он даже не стал закрывать за собой дверь, и Алька видела угол коридора,стыки плинтуса и край деревянного прямоугольника с какой-то изогнутой железнойпалочкой сверху – она никак не могла понять, что это за штуковина. Отчего-то ейпоказалось, что это очень важно – понять, что же у него в коридоре; что это застранная вещь, назначение которой ей не удается определить. Алька повернулаголову совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы она увидела недостающуюдеталь, сказавшую ей о том, что же за предмет находится перед ее глазами.

Это была мышеловка. И Алька ни на секунду не усомниласьв том, что в ней есть пойманная мышь.

* * *

Когда все стали расходиться, Сергей поймал Илюшина за рукаврубашки.

– На пару слов, Макар…

Почти силком он вытащил его за собой в коридор, довел дострельчатого окна, взглянув с раздражением на стоящие рядом две статуиобнаженных женщин – все-таки этот театр с декорациями его изрядно достал.«Статуи… Бредовая идея! Здесь-то они зачем, в административном корпусе?!» Вруках правой статуи был наклоненный кувшин, исчерченный какими-то символами, алевая придерживала сосуд, похожий на ночную вазу.

– Товарищи, вы сами себя задерживаете… – бодроначал Макар с интонациями Жванецкого, но Бабкин перебил его: