– Вот что, ты мне мозги не полощи и невинность неизображай.

– Ни в коем случае не претендовал…

– Вот и не претендуй. Лямин тебе правильный вопросзадал. Макар, на черта ты собираешься выслеживать девку? Дураку ясно, что этобессмысленно!

– То, что тебе очевидна бессмысленность некоторых моихдействий, – чопорно сказал Илюшин, – ни в коем случае не означает,что они действительно бессмысленны.

Бабкин бессильно выругался: поведение напарника яснее ясногоговорило о том, что тот уперся и не желает признавать ошибочность своихпоступков.

– Если это все рациональные предложения, то япошел. – Макар сделал движение в сторону. – Меня ждут юношаКрупенников и девица Рокунова.

Сергей собрал в кулак все свое терпение.

– Девица Рокунова, – почти нежно проговорилон, – тебя не ждет. Ты за ней охотишься только потому, что она тебяпровела. А ты же у нас самолюбивый, как… как…

– Как Наполеон, – подсказал Илюшин.

– Во. Точно. Как Наполеон. Ты не можешь допустить, чтокакая-то крашеная стерва тебя обманула и смылась. Но зачем, объясни мне, зачемсейчас ее искать?! Даже если это она убийца – все, дело вышло из-под нашегоконтроля. Теперь ее будут разыскивать другие люди, и конкурировать с ними нетсмысла. Ну найдешь ты ее – и что? Придушишь? Отведешь за ручку к Перигорскому?Сдашь в прокуратуру? Попробуешь выбить из нее показания? Работать сейчас нужноздесь, выкинув из головы Рокунову! Между прочим, она и меня провела, но я же небегаю за ней по всей Москве!

– Да, это выглядело бы нелепо, – согласился Илюшин. –Вот что я тебе скажу, мой возмущенный друг. Ты не хуже меня понимаешь, что еебудут разыскивать как свидетельницу, но у меня шансов найти ее больше, чем умилиции.

– Это еще почему?

– Потому что я в этом лично заинтересован. А человек, укоторого есть личный интерес, при прочих равных условиях всегда действуетэффективнее, чем тот, кто отрабатывает зарплату. И потом, я умнее.

– Хорошо, – согласился Бабкин. – Ладно. Тыумнее. А тебя не пугает перспектива поймать Рокунову, но при этом упуститьубийцу?

Илюшин, внимательно рассматривавший статую с кувшином,сделал шаг к ней и присел на корточки. Затем обернулся к Бабкину, уставился нанего снизу вверх:

– Открою тебе одну тайну, Серега. Я не имею нималейшего понятия, убийца ли сама Рокунова. Но я совершенно уверен, что если мынайдем ее, то узнаем, кто убил.

Убежденность в его голосе заставила Бабкина глубоковздохнуть.

– Нет, ты, конечно, у нас гений сыска и всетакое… – с тоской сказал он, – но, сдается мне, от тебя было быбольше пользы, займись ты сам этими четырьмя любителями подводного секса. Покамы выясняем, кто из них врет, пройдет три недели, а не три дня.

Илюшин вернулся к разглядыванию кувшина в руках обнаженнойстатуи.

– Слушай, не имеет значения, кто из них врет, –пробормотал он, прищурившись и наклоняя голову то вправо, то влево. –Важно, что именно каждый из них считает нужным сказать.

И прежде, чем Бабкин успел потребовать толкования этойстранной фразы, Макар протянул руку и нажал снизу на дно кувшина. Раздалсяприглушенный хлопок, и в ладонь Илюшину вывалилась бутылка минеральной воды.

– Держи! – Он протянул ошеломленному Сергеюбутылку и встал. – Холодная!

У Бабкина было такое лицо, словно он ждал, что бутылкавот-вот оживет. Илюшин усмехнулся:

– В этом клубе у каждой вещи есть свое назначение, дажеесли поначалу кажется, что она бессмысленна. Кстати, что у соседней статуи, какты думаешь?

* * *

Гитарист вышел из комнаты, плотно прикрыл дверь, нозакрывать ее на ключ не стал – теперь крыса была надежно связана, и сбежать ейне удастся. Он сам промыл и перевязал себе рану, которая оказалась простойцарапиной – ему теперь непонятно было, отчего он почувствовал такую дикую больи так испугался, когда крыса ударила его ножницами. Должно быть, отнеожиданности. Он не предусмотрел, что она так быстро избавится от веревок, даеще и нападет на него.

Сперва ее действия привели его в ярость, но, закончив сраной, он удовлетворенно улыбнулся: попытка крысы сбежать доказывала, что он вней не ошибся. Пожалуй, после хорошей дрессуры из нее получится то, что емунужно. А пока пусть полежит с перетянутыми за спиной руками, без воды и еды –это научит ее уважать и бояться хозяина. Времени на дрессировку у него полно.

В ближайшие дни Гитарист не собирался выходить из дома:снаружи все-таки установилась ненавистная ему осенняя жара, которую онрассчитывал пересидеть внутри, в прохладе. Он подумал о том, что мать,наверное, осталась в городской квартире, и почувствовал облегчение. «Все-такинужно перетащить крысу в подвал. Туда мать не зайдет». Он заботился о матери ине хотел, чтобы она нервничала.

Она страшно переживала из-за его работы, и это заставлялоГитариста страдать. Мать знала о ней с того самого первого раза – догадалась,что это мог сделать только он. Гитарист видел ужас на ее лице – не оттого, чтоименно он совершает, а от страха за него, за то, что его могут поймать. Онпоклялся ей, что больше никогда не выйдет на новую охоту, но она ему неповерила. Оба знали, что он выйдет.

Он прятал трофеи в разных местах и был уверен, что еготайники надежны. Поэтому когда мать нашла тот, самый первый, в своей квартире,это стало для него неожиданностью. Она кричала на него так, что он едва неоглох: вопила, что стоит кому-нибудь увидеть эту вещь, и его посадят водиночную камеру до конца его дней. Орала, что он идиот, потому что это улика,которая выдаст его с головой. А затем раздался звонок в дверь, и она осеклась изамолчала, глядя на него со страхом. Зонок повторился, и, зажав в руке трофей,мать пошла к двери и не обернулась на сына, выходя.

Трофей, взятый с последней, самой неожиданной своей охоты,он припрятал как следует – теперь мать точно не найдет его. Подумав об этом,Гитарист улыбнулся.

Рукопись лежала на столе перед окном, и, прежде чем взятьновый лист, он бережно провел рукой по первой странице. Там стояла фамилия егоотца и пояснение, которое он помнил наизусть. Написано было на немецком, аязыка он не знал, но перевел со словарем и выучил произношение – сказаласьпривычка любое дело, даже самое маленькое, выполнять отменно. Но про себявсегда читал эти строки на русском.

«Эта рукопись переведена мною, Дмитрием Венцовым. Я нашел ееслучайно, разбирая архивные завалы в подвалах городской библиотеки Гамельна,куда меня на четыре года забросила судьба, с 1988-го по 1992-й. Оригинал былоставлен мною там же и в таком же состоянии, в каком я наткнулся на него попричинам, о которых скажу позднее.

Рукопись написана человеком грамотным, что видно, вчастности, из применения им готического рукописного шрифта, но в нейиспользован верхненемецкий диалект, что явилось причиной определенныхзатруднений с переводом. Будучи переводчиком, а не исследователем, я не стануделать предположений о том, кто был ее автором и откуда проистекает егоосведомленность о событиях тысяча двести сорок восьмого года (в том, что речьидет именно о них, у меня нет сомнений). Я постарался сохранить стильповествования, однако вижу, что мне не удалось избежать осовременивания текста.Прошу простить за это тех, кому доведется читать мой перевод».