– Вот... Она может, точно. Старательная девка,целеустремленная, как-никак дочь капитана шхуны, вроде нашего Монро... Воля иупрямство, ага... Она, ты знаешь, не нюхает ничего такого и пьет мало, илюбовников не особенно много... Она талантливая, Джонни, верно тебе говорю, изнее еще может получиться такая... такое... Короче, она может махнуть...

– Билли, – задушевно сказал Мазур. – Я тебе верю,но я-то не продюсер и нет у меня миллионов...

– Я знаю. А те, у кого миллионы есть, как-то упорно с Ким непересекаются. Толчочка не хватает, понимаешь? Нужен какой-то толчок, чего-тоэтакое... А знаешь, что самое печальное? Да то, что старина Билли не всостоянии выдумать толчок... Как Ким меня еще не наладила ко всем чертям, самудивляюсь... Она хорошая девка, у нее тоже нет ни компьютера, ни крокодила...Во подобралась парочка! Она бы могла – но нету толку от Билли, который неможет... Господи ты боже мой, как я пролетел с этим чертовым домом! Я серьезнодумал, будет реклама, соберутся шишки, впалил кучу денег... А что получилось?Собралась куча пустомель, которых можно встретить на любой тусовке – но от нихничегошеньки не зависит, и не будет толчка... – он стал почти прямо, вглазах сверкнула злость. – Это все местные, мать их... Я их непросчитал. У нас дома, в Штатах, в такой вот сто лет стоявший бесхозным дом спривидениями непременно набилась бы куча серьезного народа, потому что это новои оригинально, точно тебе говорю. А местные... Они всерьез боятся. Я,дурак, не рассчитал, что настолько всерьез. Ни единой местной шишки, котораяпридала бы шарм и заставила встрепенуться серьезные газеты... Журналисты –как на подбор шушера. Все прахом, Джонни. Денежки ухнули зря. Толку – ничуть.Никакого толку, я уже врубился, но не говорю пока что Ким, а она сама еще недоперла... И возвращаться в Штаты придется ни с чем, опять не получитсязвонкого, шумного толчка, снова совершеннейшая неизвестность...

Мазуру невольно стало его жаль – в голосе незадачливогоагента звучало неподдельное отчаяние и надрывная тоска, весь он, расхристанный,пьянехонький и унылый, настолько напоминал раскисшего советского интеллигента,что Мазура прошибла нешуточная ностальгия.

– Все образуется, Билли, – сказал он, похлопав похилому плечу крепкой мужской рукой. – Ты, главное, не унывай и держись...

«Это все ваш долбанный капитализм с его волчьимизаконами, – подумал он покровительственно. – Ты, буржуазная душа, ипредставления не имеешь, насколько легче тебе было бы в Советском Союзе: пошелбы ты в профком, в партком, накатал парочку писем в министерство культуры,пожаловался бы, что бюрократы и перестраховщики затирают молодую талантливуюактрису, идеологию умело вплел, где надлежит – смотришь, и дали бы твоейподопечной приличную роль. А уж ежели фильм окажется идеологическивыдержанный, к великому юбилею подгаданный, – ты и не представляешь,лысый, как вам обоим стало бы хорошо...»

– Образуется, – кивнул Билли уныло. – У меня ещемасса идей... «Плейбой» не помог, этот долбанный особняк с привидениямипровалился – но у меня еще куча идей... Я с тобой обязательно поговорю натрезвую голову....

– Билли, я, в общем, из другого бизнеса, – мягконапомнил Мазур.

– Это ты так думаешь, Джонни. На самом деле мы все в одномбизнесе – карабкаемся, лезем, выгрызаем... – он встрепенулся, сталэнергично озираться. – Ты не видел Ким?

– Где-то тут была только что, – сказал Мазур, оглядываягомонящую толпу. – Совсем недавно.

– А этот недоносок Аугусто?

– Ты знаешь, я его тоже что-то не вижу.

– Не нравится он мне, – сообщил Билли Бат. – Нелюблю, когда к Ким начинают липнуть этакие типы. Если он бизнесмен, то я – папаримский. Темнит, крутит, красавчик... Пойдем искать Ким, а? Я от нее такихстараюсь отшивать...

Он пошатнулся и ледоколом попер через толпу гостей, наступаяна ноги, высматривая свою кормилицу. Мазур остался на месте. Нехорошеесовпадение, подумал он. Уж если столь разные люди, как я и Билли, усматриваем вэтом латинском хлыще нечто неприятное, стоит задуматься... А какое, впрочем,мне дело? Мое дело – сторона, если подумать...

«Опасность слева!» – машинально отметил он. К нему вновьнаправлялась та самая жаждущая лирики дамочка, что была страшна, как смертныйгрех, – успевшая и вовсе дойти до кондиции. Нужно было срочно приниматьмеры.

Мазур стал отступать вправо, – а потоммолниеносным финтом скользнул за спину какого-то высоченного типа, обхаживавшегоблондинку в зеленом, сменил направление, проскочил среди шумной кучкибеседующих... Одним словом, классический уход нашкодившего ученика отдиректрисы школы, только проведенный посреди толпы.

Усмехнулся – дамочка стояла посреди зала и растерянноозиралась, ничего не в силах сообразить, потом побрела в противоположном отМазура направлении. Порядок, срубили хвост... Он передвинулся правее, вышел иззала в длинный и веский полутемный коридор, пронизывавший правое крылоособняка. Где-то в конце, слева, есть черный ход. Пора линять с этой пьянки,ничего интересного... Тоже мне бомонд, бляха-муха! Светской жизни захотелосьдураку экзотики ради...

Моментально замерев на месте, он прислушался. Из-за двери, укоторой он стоял, отчетливо послышался женский вскрик – нехороший посодержанию, отчаянный, панический. Так кричат люди, когда им угрожает реальнаяопасность...

Реакция у него была – дай Бог каждому. В следующий миг онуже попробовал ручку и, когда она подалась, бесшумно просочился в комнату. Светне горел, но со двора помещение достаточно озаряли разноцветные гирлянды ияркая лампа без абажура. На постели барахтались двое: черное платье,белоснежный костюм, женская ножка, обнаженная дальше некуда...

Он остановился в некотором замешательстве – черт ихразберет, какие тут происходят забавы, вмешаешься – стыда не оберешься... Ноженщина на постели вскрикнула вновь, и уже ясно было, что ей зажимают рот и всепроисходящее ей категорически не нравится. Тогда Мазур наугад провел рукой постене, ища выключатель там, где ему и полагалось удобно располагаться. Нащупал,изучил пальцами, нажал.

Вспыхнула люстра под потолком, словно киношный прожектор,высветив не представлявшую никакой догадки сцену: красавчик Аугусто, растрепанныйи решительный, все еще зажимал Кимберли рот, ее платье было в совершеннейшембеспорядке, и она решительно выдиралась, как могла. С первого взглядастало ясно, что никакими забавами тут и не пахнет, а имеет место быть наглое инеприкрытое применение физической силы. Воодушевившись, Мазур уже не колебался,вразвалочку направился к постели, приговаривая:

– Так-так-так... Нехорошо. Неправильно, сеньор...

– Пошел вон! – рявкнул сеньор яростно.

Он поневоле ослабил хватку, и Ким проворно вывернулась,скатилась с постели, забилась в угол, обеими руками придерживая сползшее с плечплатье. Все это настолько напоминало классический эпизод из голливудского жефильма с наивной красоткой, коварным соблазнителем и явившимся вовремя хорошимпарнем, пусть не кристально чистым перед законом, но с золотым сердцем, что уМазура поневоле расплылась на лице идиотская ухмылка.