Среди них – в чем не было ничего удивительного – обнаружиласьи Наталья свет Пушкина. Узрев Мазура, она сначала не на шутку испугалась, вид унее был такой, словно Мазур сию секунду собирался отпилить ей голову ржавойпилой. Потом она чуточку успокоилась, но все равно старательно держаласьподальше, глядя испуганно-затравленным взором то ли раненой газели, то лиумирающего лебедя. Сначала Мазур хотел завязать с ней непринужденную светскуюбеседу и посмотреть, как будет извиваться, но тут же передумал – противно было,вот и все...

«Проклятая гасиенда», увиденная изнутри, оказалась, как иследовало ожидать, абсолютно ничем не примечательным, скучным домом срассохшимися полами, громоздкой старой мебелью и потемневшими портретами настенах, выполненными отнюдь не мастерами кисти. Изображали они опять-таки ничемне примечательных людей: мужчины со скучными физиономиями мелких чиновников,бабы с рожами кухонных сплетниц. По крайней мере, именно так обстояли дела напервом этаже, который с появлением Кимберли кое-как привели в порядок, очистивот паутины и пыли. Второй остался в неприкосновенности, но Мазур подозревал,что там то же самое. Время от времени кое-кто из гостей, хохоча и заранеенастраивая себя на жуть, удалялся туда по скрипучей лестнице, но вскоревозвращался с разочарованным видом. Иные парочки, правда, исчезали надолго, новряд ли стоило подозревать в этих исчезновениях потусторонние силы.

Одним словом, Мазуру происходящее больше всего напоминалотанцевальный вечер в окраинном Доме культуры – сходство порой было такое, чтооторопь брала. Разве что здесь обходилось без матов и кулачных потасовок –хотя, судя по иным, могло и тут до этого докатиться...

Мазур ничего не имел бы против своего собственного участия вэтой народной забаве – разумеется, при условии, что противной стороной окажетсясеньор Аугусто Флорес. Каковой появился буквально через пару минут послеМазура, в белоснежном костюме при умопомрачительном галстуке. И, чтохарактерно, снова с пушкой под полой – ну, никаких манер у человека, в хлеву,должно быть, воспитывался, если на устроенный звездой Голливуда прием состволом приперся...

Мазуру этот субъект категорически не нравился. Бывает такое:возникнет неведомо откуда стойкая антипатия, вот и все. Судя по взглядуАугусто, Мазур у него вызывал схожие чувства. Но оба по некоему неписаномууговору держались поодаль друг от друга, и столкновения не последовало.А там хлыщ и вовсе куда-то запропастился.

Зато объявилась парочка знакомых, ничуть не вызывавшихантипатии – лорд Шелтон с меланхоличным лягушатником Дюфре. Как обычно, лордвыглядел мелким клерком в помятом костюмчике, зато мусью сверкал лаковымиштиблетами и щеголял при безукоризненной темно-синей паре самой натуральнойбабочкой, темно-красной, в белый горошек. Не смокинг, конечно, но Мазур, узревфранцуза, чуточку воспрянул духом – теперь их было двое в бабочках – официанты,разумеется, не в счет. Положительно, с явлением Дюфре светскость мероприятияукрепилась...

Веселья, правда, не прибавилось. Помянутые полсотни гостейтолкались в большом зале, прилегающем к нему зальчике поменьше, вокруг столов,уставленных всем необходимым, а часть давно переместилась во двор, где тожестояла парочка столов под тремя большими светильниками и тянулась меж пальмамицепочка крохотных разноцветных лампочек. Никто, строго говоря, сборищем неруководил, не нашлось хорошего тамады, и вечеринка разбилась на множествогруппочек – если пользоваться военными аналогиями, классическое средневековоерыцарское сражение, распавшееся на кучу поединков...

Понемногу Мазуром овладевала скука смертная, и он уже плохопредставлял, зачем, собственно, сюда заявился. Совершенно ничего интересного,даже не выпало случая потанцевать с Кимберли или просто поболтать. Пару раз егопытались брать на абордаж подвыпившие дамочки – одна страшная, как смертныйгрех, другая очень даже ничего, – но он решил не размениваться напошлости. Где-то в глубине души еще сохранялась магия волшебного слова «прием укинозвезды». Вот и дурак. Насмотрелся в дальних странствиях голливудскойфигни... Ничего отдаленно похожего.

Лорд Шелтон задумчиво озирался, прищуренным взором опытногоохотника выбирая легкую добычу. Карманы его мятого пиджачка оттопыривались отсовершенно достоверных фотографий. Мазур на всякий случай отошелподальше – прекрасно знал уже, что бывает с попавшим к лорду в лапыбедолагой. Раньше, чем через два часа, не вырвешься...

– Ну, парень, ты вообще хан! Шейх, чтоб мне лопнуть, изсраных Эмиратов...

Мазур спокойно оглянулся. Перед ним ритмично раскачивался,словно морская водоросль на глубине, мистер Билли Бат – уже не просто пьяный, анажравшийся совершенно по-советски, со съехавшим под левое ухо галстуком ипронзительно пахнущим пролитым виски пиджаком.

– Мистер Бат? – светским тоном спросил Мазур. –Примите уверения в совершеннейшем к вам почтении... Как ни больно мне этоговорить, но вы, сэр, вашим предосудительным видом, сдается мне, опошляетеприем... Совершенно уже не гармонируете с обществом, как ни прискорбно...

Он говорил все это без особой насмешки, просто-напросторазвлекаясь – Билли Бат был мужиком простым и безобидным, ярко выраженнымплебеем, вовсе не пытавшимся притворяться джентльменом. Вот с такими вполнеможно сесть в сторонке и, плюнув на лирические фантазии, совершенно по-русскинажраться...

– Поди ты к черту, Джонни, – столь же беззлобноотозвался мистер Бат, качаясь в медленном ритме. – И как у тебя языкповорачивается этак краснобайствовать...

– Мои родители меня хотели видеть образованнымчеловеком, – сказал Мазур. – И заставляли читать толстые скучныекниги... Но я безжалостно обманул их ожидания, подавшись в искатели удачи.

– Понятно, – сказал Билли, еще более-менеевоспринимавший окружающую действительность. – Та же картина. А мои предкииз кожи вон лезли, чтобы я стал владельцем аптеки. По их глубокому мнению, этобыло ужасно респектабельно – владелец аптеки. По крайней мере, в нашей дыре таки обстояло... Этот хрыч Фентон был столпом... столпом респектабельности... Изнаешь, Джонни, иногда я думаю, когда особенно хреново – а может, старикибыли и правы? Понесло придурка в Голливуд...

– По-моему, неплохой бизнес, – сказал Мазур.

– Ага! Когда умеешь быть помесью компьютера с крокодилом.Смекаешь? А что делать, если из старины Билли не получилось означенной помеси?Ни компьютера, мать его, ни крокодила... Вот так, Джонни. У тебя, по крайнеймере, есть твой галеон... Очень может быть, что он все же есть, точно?

– Лично я на это чертовски надеюсь, – сказал Мазурсерьезно.

– Вот... А у меня нет галеона. У меня есть Ким... Номало одной Ким, если нет компьютера и крокодила... – он смотрел глазамипобитой собаки и был не столь уж пьян, как сначала казалось. – Ты недумай, Ким способная девочка, она вполне могла бы махнуть, – он сделалволнообразное движение рукой снизу вверх. – Понимаешь?

– Вроде бы.