– А этот меч, – Бонарт даже не взглянул нанего, – был для тебя тяжеловат. Поэтому ты была чересчур медлительна. Также медлительна, как беременная улитка. Эстерхази! То, что ты ей дал, былотяжелее, чем надо, по меньшей мере на четыре унции.

Мечник побледнел. Он переводил взгляд от девочки к Бонарту иобратно, и лицо у него странно изменилось. Наконец он кивнул подмастерью,вполголоса отдал распоряжение.

– Есть у меня то, – сказал он медленно, – чтодолжно тебя удовлетворить, Бонарт.

– Так почему ж сразу не показал? – проворчалохотник. – Я же писал, что хочу получить экстракласс. Может, думаешь,хороший меч я купить не в состоянии?

– Я знаю, на что ты «в состоянии», – с упоромсказал Эстерхази. – Не первый день тебя знаю. А почему не показал сразу? Яже не мог знать, кого ты ко мне приведешь… с ошейником и на поводке. Не могдогадаться, для кого и для чего предназначен меч. Теперь знаю все.

Подмастерье вернулся, неся продолговатый короб.

– Подойди, девушка, – тихо сказалЭстерхази. – Взгляни.

Цири подошла. Взглянула. И громко вздохнула.

Она мгновенно обнажила меч. Огонь из камина ослепительновспыхнул на долах клинка, заиграл красным в кружевах эфеса.

– Это он, – сказала Цири. – Ты, конечно,догадываешься. Возьми в руки, если хочешь. Но будь осторожен, он острее бритвы.Чувствуешь, как рукоять прилипает к ладони? Она сделана из такой плоской рыбы,у которой на хвосте ядовитый шип.

– Скат?

– Наверно. У этой рыбы в коже есть малюсенькие зубчики,поэтому рукоять не скользит в руке, если даже рука вспотеет. Глянь, чтовытравлено на клинке.

Высогота наклонился, взглянул, прищурившись.

– Эльфья мандала, – сказал он, поднимаяголову. – Так называемая blathan caerme, гирлянда судьбы, означающаядуховное единство с миром, – стилизованные цветы дуба, спиреи ивенчикового дрока. Башня, пораженная молнией. У Старших Народов – символ хаосаи деструкции… А над башней…

– Ласточка, – докончила Цири. – Zireael. Моеимя.

– Право дело, недурная вещица, – сказал наконецБонарт. – Гномовская работа, сразу видно. Только гномы такую темную стальковали. Только гномы точили в пламени, и только гномы покрывали клинки ажуром,чтобы уменьшить вес… Признайся, Эстерхази, это копия?

– Нет, – ответил мечник. – Оригинал. Самыйнастоящий гномий гвихир. Эфесу свыше двухсот лет. Оправа, конечно, гораздомоложе, но копией я бы ее не назвал. Гномы из Тир Тохаира делали его по моемузаказу. В соответствии с переданной технологией, методикой и образцами.

– Дьявольщина. Возможно, меня и верно на это не хватит.И сколько же ты хочешь за этот клинок?

Эстерхази немного помолчал. Лицо у него было непроницаемое.

– Я отдам его даром, Бонарт, – наконец глухосказал он. – В подарок. Чтобы исполнилось то, чему исполниться суждено.

– Благодарю, – сказал Бонарт, явнорастерявшись. – Благодарю тебя, Эстерхази. Королевский подарок, воистинукоролевский… Принимаю, принимаю. И я – твой должник…

– Нет, не должник. Меч для нее, а не для тебя. Подойди,девушка, носящая ошейник. Взгляни на знаки, вытравленные на клинке. Ты непонимаешь их, это ясно. Но я их тебе объясню. Взгляни. Линия, обозначающаясудьбу, извилистая и ведет вот к этой башне. К гибели, к уничтожениюустоявшихся ценностей, устоявшегося порядка. Но здесь, над башней, видишь,ласточка. Символ надежды. Возьми этот меч. И да исполнится то, чему исполнитьсясуждено.

Цири осторожно протянула руку, нежно погладила темное оружиес блестящим словно зеркало лезвием.

– Возьми его, – медленно проговорил Эстерхази,глядя на Цири широко раскрытыми глазами. – Возьми. Возьми его в руки,девочка. Возьми…

– Нет! Нет! – неожиданно выкрикнул Бонарт,подскочил к Цири, схватил за плечо и резко и сильно оттолкнул. – Прочь!

Цири упала на колени, гравий, покрывавший двор, болезненноуколол ладони.

Бонарт захлопнул короб.

– Еще не сейчас, – проворчал он. – Еще несегодня. Еще не пришло время.

– Вероятнее всего, – спокойно согласилсяЭстерхази, глядя ему в глаза. – Да, скорее всего еще не пришло. А жаль.

– Не очень-то это много дало, Высокий трибунал, читатьмысли того мечника. Мы были там шестнадцатого сентября, за три дня дополнолуния. А когда возвращались из Фано в Рокаину, нас догнал Оль Харшейм исемь лошадей. Господин Оль приказал гнать что есть мочи за остальными людьми.Потому как днем раньше, пятнадцатого сентября, была резня в Клармоне… Наверно,напрасно я об этом говорю, Высокий трибунал наверняка знает о бойне в Клармоне…

– Прошу давать показания, не заботясь о том, что трибуналзнает.

– Бонарт опередил нас на день. Пятнадцатого сентября онпривез Фальку в Клармон…

– Клармон, – повторил Высогота. – Знаю я этотгородок. Куда он тебя привез?

– В большой дом на рынке. С колоннами и арками у входа.Сразу было видно, что живет там богатей…

Стены комнат были увешаны богатыми гобеленами и роскошнымидекоративными тканями, изображающими религиозные, охотничьи сцены иидиллические картинки с участием нагих женщин. Мебель украшала инкрустация изразличных сортов дерева и бронзовые оковки, а ковры – такие, что ноги увязали вних по щиколотки. Цири не успела рассмотреть детали, потому что Бонарт шелрезво и тащил ее за цепь.

– Здравствуй, Хувенагель!

В радужной мозаике, отбрасываемой витражами, на фонеохотничьей картины стоял крупный мужчина в сияющем золотым шитьем кафтане иобшитой выпорками делии. Хоть и был он в расцвете мужского века, однако желысина уже явно переросла норму, а щеки свисали, как брыли у породистогобульдога.

– Милости прошу, Лео, – сказал он. – И тебя,госпожа…

– Никакая не госпожа. – Бонарт показал цепь иошейник. – Здороваться нет нужды.

– Вежливость никогда не помешает, тем более что онаничего не стоит.

– Кроме времени. – Бонарт потянул за цепь,подошел, бесцеремонно пошлепал толстяка по животу.

– Недурно ты подобрел, – оценил он. – Честноговоря, Хувенагель, когда ты оказываешься на пути, через тебя проще перелезть,чем обойти.