Я вытащила коробочку с отражателем и взяла ее так, как сотнираз за последнюю неделю показывала мне Вера, и тут странная мысль промелькнулав моей голове: «Та малышка делает то же самое. Та, которая сидит на коленях усвоего отца. Она делает то же самое».

Ни тогда, ни сейчас я не знаю, что могла означать эта мысль,Энди, но все равно я рассказываю об этом, потому что решила рассказать вам обовсем и потому что позже опять подумала о той малышке. Но тогда, в следующеемгновение, я не просто подумала о ней; я увидела ее, как видят людей во сне,как, должно быть, древним пророкам являлись их видения: маленькую девочку летдесяти, держащую коробочку с отражателем в руках. На ней было коротенькоеплатьице в красно-желтую полоску — что-то типа летнего сарафанчика без рукавов,— а губы подкрашены помадой цвета перечной мяты. У нее были светлые волосы,собранные кверху, будто девочка хотела выглядеть старше, чем была на самомделе. И я увидела еще нечто, что заставило меня подумать о Джо: руки ее отцалежали на коленях девочки достаточно высоко. Возможно, выше, чем этопозволительно. А потом видение исчезло.

— Долорес? — спросил меня Джо. — С тобой все в порядке?

— Что ты имеешь в виду? — вопросом на вопрос ответила я. —Конечно, со мной все в порядке.

— Ты как-то странно выглядела.

— Это просто затмение, — сказала я, да и действительно ядумала, что причина кроется именно в этом, Энди, но мне казалось, что увиденнаямною девчушка реальна и что она сидела на коленях у своего отца где-то в зонесолнечного затмения, в то время как я сидела на веранде своего дома рядом сДжо.

Я посмотрела в коробочку с отражателем и увидела крошечноебелое солнце, настолько яркое, что оно напоминало пылающий пятидесятицентовик,с темным изгибом на одной стороне. Я не могла оторвать глаз от этого зрелища, апотом взглянула на Джо. Подняв один из обозревателей, он вглядывался в него.

— Черт побери, — произнес он. — Оно действительно исчезает.

Где-то в это же время в траве затрещали кузнечики; мнекажется, им показалось, что солнце слишком рано начало садиться в тот день, новсе равно пришло время для их вечерних песен. Я взглянула на лодки и увидела,что вода, по которой они плавали, стала темно-синей — в этом было что-то жуткоеи завораживающее одновременно. Мое сознание пыталось заставить меня поверить,что эти лодки под странно-темным летним небом были всего лишь галлюцинацией.

Взглянув на часы, я увидела, что уже без десяти пять. Этоозначало, что около часа никто на острове не будет ни думать о чем-то другом,ни видеть ничего другого. Ист-лейн как вымерла, все наши соседи были либо на«Принцессе», либо на крыше отеля, и если я действительно решила наказать его,то это время настало. Все во мне похолодело. Но я не могла откладыватьзадуманное ни на минуту. Я знала, если не сделаю этого прямо сейчас, то несделаю ухе никогда.

Я положила коробочку с отражателем рядом с шитьем иокликнула мужа:

— Джо?

— Что? — спросил он. Он смеялся над затмением, но когда онодействительно началось, казалось, он не мог оторвать от него глаз. Закинувголову, он смотрел сквозь затемненное стекло вверх.

— Наступило время сюрприза, — сказала я.

— Какого сюрприза? — спросил он, а когда опустил внизнаблюдатель, который состоял из нескольких слоев специально затемненногостекла, заключенного в рамочку, и посмотрел на меня, я поняла, что вовсе несолнечное затмение подействовало на него. Он был пьян как свинья. Если он непоймет, что я скажу ему, то мой план провалится, даже не начавшись. И что мнетогда делать? Я не знала. Единственное, что я действительно знала, испугаломеня до полусмерти: я не собиралась отступать. Неважно, как плохо все этоповернется или что случится позже, — я не собиралась отступать.

Джо схватил меня за плечо и тряхнул:

— О чем это ты говоришь, женщина? — произнес он.

— Ты знаешь о деньгах на детских счетах? — спросила я.

Глаза Джо немного сузились, и я поняла, что он не так уж ипьян, как мне сперва показалось. И я поняла, что один-единственный поцелуйабсолютно ничего не меняет. Целовать может кто угодно; именно поцелуем ИудаИскариот выдал римлянам Иисуса.

— Ну и что? — процедил он.

— Ты взял их.

— Чертовски удачно, — ответил Джо.

— Конечно, — сказала я. — Узнав о твоих шашнях с Селеной, япошла в банк. Я собиралась снять деньги со счетов, а потом увезти детейподальше от тебя.

Джо открыл рот и несколько секунд молча смотрел на меня. Апотом он начал смеяться — просто откинулся на спинку кресла и хохотал, в товремя как темнота все плотнее и плотнее обступала его.

— Ну что ж, тебя провели, не так ли? — спросил он. Затем,налив себе еще немного виски, Джо снова стал смотреть на небо сквозьзатемненное стекло. В этот раз я с трудом увидела отбрасываемую на его лицотень.

— Нет уже половины, Долорес! — воскликнул он. — Уже нетполовины, а может, даже и больше!

Я взглянула в свою коробочку с отражателем и увидела, что онправ; от пятидесятицентовика осталась всего лишь половина, да и та неуклонноуменьшалась.

— Ага, — произнесла я. — Половина уже исчезла. Что жекасается денег, Джо…

— Лучше забудь об этом, — сказал он мне. — Не забивай своюмаленькую, глупую голову. Эти деньги в надежных руках.

— О, я больше не думаю о деньгах, — возразила я. — Никапельки. Однако то, как ты провел меня, — вот что не дает мне покоя.

Джо кивнул как-то грустно и задумчиво, желая показать, чтопонимает и сочувствует мне, но долго не смог удержаться в рамках этой роли.Вскоре он просто взорвался от смеха, как ребенок, обманувший учительницу,которую он вовсе не боится. Он так смеялся, что серебрившиеся в сумерках брызгислюны так и вылетали из его рта.

— Извини, Долорес, — произнес он, когда наконец-то сноваобрел возможность говорить. — Я не хотел смеяться, но я все же действительноопередил тебя, разве не так?

— О да, — согласилась я. В конце концов это было правдой.

— Здорово я провел тебя, — сказал Джо, смеясь и трясяголовой, как это делают люди, услышав действительно смешной анекдот.

— Да, — согласилась я, — но знаешь, что я тебе скажу?

— Нет, — ответил он. Уронив стекло на колени, Джо повернулсяко мне. Он так смеялся, что на его красноватые свиные глазки навернулись слезы.— У тебя на всякий случай заготовлены пословицы и поговорки, Долорес. Что же вних говорится о мужьях, которым наконец-то удается проучить своих жен, сующихкуда не надо свой нос?