Если ты попадаешь в цель, придерживайся порядка дальше. Поэтому порядок моих действий был таким: отбиваешь мяч раз, два, три, потом выпрямляешь локоть, наводишь локоть на кольцо, делаешь глубокий вдох, бросаешь и тут же забываешь о броске. Я пытался, но результат был одинаковым. Порой мяч влетал в корзину, порой нет. Фишка была в психологии – наверняка дело было в ней. На тренировках я часто бросал с линии с результатом в 80 %.

Перед самым началом сезона вышла статья в газете, в которой приводилась цитата Фила: «Если Шак сосредоточится на игре, он может стать MVP лиги в этом году. Если нет, сезон станет повторением того, что было раньше. Мы выиграем пятьдесят шесть игр, но рано поедем домой в плей-офф».

Я не хотел рано ехать домой.

Мы добавили в наш ростер двух ребят, Джона Сэлли и Рона Харпера, у которых уже были чемпионские перстни. Еще привели Брайана Шоу, моего старого партнера по «Орландо». Внезапно у нас появились ветераны, повидавшие на своем веку все и всерьез настроенные побеждать, и только. Меня со всех сторон окружали люди, способные реально помочь, я сейчас говорю не только о Коби.

Возьмем того же Рика Фокса. Вот он стоит на углу, и я знаю, что оттуда он смертельно опасен, поэтому я, получая мяч и раздумывая о том, как бы проломиться к корзине, в последний момент решаю: «Дай-ка я откину мяч Рику, поглядим, что он может» или «Дай-ка я откину мяч Глену Райсу на бросок. Я уже набрал 25, пусть и они внесут вклад». Так я демонстрировал им: «Эй, я верю в вас».

Это сработало. Треугольное нападение обеспечило нам хорошее движение мяча, а доверие породило ту атмосферу, в которой мы так нуждались, чтобы достичь успеха. Я не хочу сказать, что у нас не возникало конфликтов, они случались время от времени. Но в той команде «Лейкерс» собрались ребята, которые знали, как их разруливать, например, Рон Харпер. Харп брал чемпионства с Филом в «Чикаго» и внушал уважение всем и каждому.

Он был человеком старой школы, как и я, и Харп знал, что Коби – представитель новой школы, поэтому, когда у нас с Коби случались терки, он выводил на разговор сначала Коби, а потом подходил ко мне. Он успокаивал нас обоих. Он говорил мне: «Шак, согласись, что тут нужен компромисс. Коби – молодой пацан, ты должен это понимать. И он нужен нам. Ты знаешь, что это так. Ты уже у него в печенках сидишь, отстань от него хоть ненадолго».

Я не стану вам врать. Это давалось мне тяжело. На мне был такой груз давления, а Коби мазал так много бросков, что мне хотелось наорать на него: «Еще один промах, и я обменяю тебя!»

Би Шоу был еще одним игроком, решавшим проблемы в команде. Он не стеснялся в открытую наезжать на Коби и говорить ему: «Хорош быть таким эгоистом. Мы тут играем в командный баскетбол». Би Шоу умел снабдить меня хорошим пасом. Наша связка «Шоу-Шакское спасение» была неудержима. Нашей фишкой был зрительный контакт. Брайан был нетрадиционным разыгрывающим. Он не просто смотрит туда, где ты хочешь получить мяч, он оценивает сразу всю защиту и ее движение. Защитник может находиться в одном месте, но только умный игрок вроде Брайана способен додуматься бросить мяч в другое место. Как только я видел, что он приподнимает бровь, я уже знал, что сейчас будет навес. И каждый раз он получался у него идеальным.

Нам повезло иметь в команде и Роберта Хорри. У каждого тренера есть мальчик для битья в команде, и Роб был таким мальчиком для Фила. Он все время подкалывал Роба. Он говорил Хорри: «Когда услышишь мой свисток, знай, это твой хозяин зовет тебя, так что тебе лучше прийти». Роб отвечал: «Никакой ты мне не хозяин, черт тебя дери», – но когда Фил давал свисток, Биг Шот Боб всегда приходил на его зов. Чувак, Хорри забросил целую уйму важных бросков. Он был из тех парней, кто понимает свою роль и не переживает за остальное. Он бросал победные. Это была его визитная карточка. Все прочее было лишь приятным бонусом.

Фил Джексон умел обращаться с нами, как с мужчинами. Если я выходил на паркет и выдавал игру на 29 очков и 20 подборов, то на следующий день он говорил мне: «Эй, разыщи Дэнни. Сходи на массаж».

Дэнни Гарсия был нашим массажистом-физиотерапевтом. Он один из моих самых близких друзей, и мы не расставались с ним с тех пор, как я приехал в Лос-Анджелес. Когда в сезоне 2010/11 я играл за «Бостон», он жил со мной в моем доме в Садбери. Он знает, какой нагрузке подвергается мое тело. В общем, я получал свой массаж, после чего Фил усаживал меня на велотренажер на тридцать минут, а потом отправлял домой. Я помню, как думал: «Люблю этого чувака».

БЫЛО ЯСНО, ЧТО В СЛЕДУЮЩЕЙ ИГРЕ Я ВЫЛОЖУСЬ ЗА СВОЕГО ТРЕНЕРА НА ВСЕ СТО, ПОТОМУ ЧТО Я ОЧЕНЬ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ФИЛ ВЕРИЛ: ЕГО ПОДХОД РАБОТАЕТ.

Естественно, мы практиковали треугольное нападение, потому что это фирменная фишка Фила. Я ничего не знал о треугольнике до прихода Фила. Плюсом Фила было то, что каждый день мы делали одно и то же. Мы делали такую штуку как хип-скип-хоп. Он говорил «хип», и мы шли вперед. Потом был «скип» – и мы скакали назад.

Мы отрабатывали каждый вариант треугольника по семь раз. Мы повторяли его снова и снова, так что парни запоминали его, наподобие мышечной памяти, только это была мозговая память. Спустя время она стала второй натурой.

Он говорит мне: «Шак, в треугольнике ты будешь как разыгрывающий центровой. Ты будешь касаться мяча в каждой атаке».

Фил определенно было типом другого склада. Он часто уходил в режим дзен. Я родом из гетто и знаю, как пахнут те или иные наркотики – травка, к примеру. Фил хотел, чтобы мы медитировали, поэтому заводил нас в комнату с приглушенным светом и раскуривал там шалфей. Пах он, как травка. Мы подловили его на этом, а он сказал: «Нет, это не травка. Это ее родственник».

В тренировочном здании у нас была аудитория на пятнадцать мест, и он начинал бить в свой индийский барабан. Когда он ударял по этой штуке, это значило «тащи свою задницу в аудиторию». Ты мог быть где угодно, но как только ты слышал этот звук дуу-дуу-дуу, тебе следовало спешить, а иначе…

Как только мы собирались в аудитории, он выключал свет – и наступала кромешная тьма.