Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — твердо ответила я, резко останавливаясь. — Он не мог, не стал бы.
Представить Яна по другую сторону баррикад было тяжело. Невозможно.
— У Владимирова вполне хватило времени подняться наверх и сломать машину, пока мы ждали профессора внизу. Отбрось эмоции и вспомни, как настойчиво он не хотел, чтобы мы шли за ним в университет.
— Он ведь объяснил, почему так поступил.
— Да, и мы поверили ему на слово.
Больно прикусив губу, я в ярости сжала ремешок сумки.
— Ян не виноват.
Бороться за кого-то оказалось проще, чем за себя. И почему я раньше не пробовала?
— Если ты не веришь ему, то и мне тоже.
— Елена! — Чернов потянулся вперед, чтобы коснуться рукой моего плеча, но я отшатнулась, не позволив ему приблизиться. — Мы не можем быть уверены.
— Вот именно.
Мы схлестнулись взглядами, не в силах убедить другого в собственной правоте. А ведь я почти поверила, что мы сможем работать вместе, а может и станем друзьями…
— Не важно, — сдался Чернов. — Машина уничтожена, и мы не в силах этого изменить. И запасной у нас нет.
Я пробормотала что-то неопределенное, не споря, но и не поддерживая.
— Я всего лишь хочу тебя защитить, — тихо добавил он. — Не молчи.
Какое значение имеют слова, если собеседник не готов их слышать?
А Чернов, похоже, так сильно поверил в виновность Яна, что слышал только себя.
— Мы откроем дверь и решим проблему раз и навсегда, — продолжил он. — А потом все станет так, как и должно быть. Для каждого из нас.
Я вновь не стала отвечать.
Как сильно мне не нравилось обрисованное будущее, Иван знал и без лишнего напоминания.
Где ты?
Быстро напечатала я, оставив недоумевающего и расстроенного Чернова позади и так ни разу не обернувшись.
Не хочу быть костью в горле и мешать решению вселенских дел.
Его настроение совсем не внушало оптимизма: издевка больно кольнула даже через экран, но каким-то чудом я удержалась и не стала кусаться в ответ. Встреться мы вживую, едва бы смогла, но интернет помог.
И петля тоже.
Теперь, когда стало понятно, как мало времени у нас осталось, ситуация предстала совсем под другим углом. Острым и прямо в бок.
Болезненно.
Давай встретимся.
Мне очень нужно тебя увидеть.
Написала я и остановилась в нерешительности, вдруг ощутив себя на месте Чернова. В бесконечном, растянутом мгновении, когда кажется, что от ответа человека зависит вся твоя жизнь.
Еще никогда так сильно не хотелось, чтобы кто-то особенный выбрал меня, без принуждения и не с легкой руки судьбы, а просто так. За красивый изгиб плеч, редкую улыбку и таинственную душу, о которой все говорят.
— Пожалуйста, — прошептала я, буравя телефон взглядом.
В ответ Ян просто прислал адрес.
И мой мир, замерший в тревожном ожидании, вновь ожил. Лучше и прекрасней, чем был до того.
Свежий ветер принес поземку и голоса. Над головой, неровно дрогнув, загорелись разноцветные новогодние огни. В кафе недалеко заиграл легкий джаз. Я улыбнулась своим мыслям и, прибавив шаг, направилась к метро.
Как я и боялась, выяснилось, что Ян живет в сталинской высотке на набережной, красивой и ослепительной на фоне соседей.
Мечтая однажды оказаться внутри, я и представить не могла, что желание исполнится так скоро и при таких обстоятельствах.
Хотя по-другому в жизни, наверное, и не бывает.
Мир — цветное полотно, сотканное из неожиданностей и далеко не всегда приятных сюрпризов.
Исключая этот раз.
Снова припомнив все свои сомнения, я нервно толкнула массивную входную дверь и, едва обратив внимание на убранство главного вестибюля — с его высоким потолком, изящной лепниной по стенам и мрамором по полу, быстро прошла к лифтам.
От чего-то казалось, заметь меня кто-нибудь из местных, такую несуразную и нелепую на фоне общего великолепия и благородной старины, непременно выгонит и запретит возвращаться.
Но обошлось, и никто мне так и не встретился.
Задыхаясь от волнения, я поднялась на нужный этаж. Представляя, как нажму кнопку и услышу эхо звонка, затухающего в глубине чужого дома, как увижу Яна и скажу ему… Много всего скажу.
— Ты пришла.
Ян ждал меня на лестничной клетке, вероятно, куря и беспокойно расхаживая из угла в угол, уже какое-то время.
— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, приближаясь. — Очередное нападение или?..
Или. Именно так.
Быстрее, чем Ян успел спросить еще какую-нибудь глупость, совсем сейчас ненужную, я потянулась к нему и осторожно поцеловала в губы. Прохладные и мягкие. Когда мы целовались в прошлый раз, я не разобрала.
— Прости, — зачем-то извинился он, прежде чем я, подавшись вперед, коснулась его губ снова. — Мне так жаль…
— Если извинишься еще раз, никогда тебе не прощу.
Ян смутился, но не отпрянул и, вероятно, мысленно послав все в черту, со вздохом поцеловал меня в ответ. Торопливо, но ласково, едва касаясь.
— Ты уверена? — перерыв на короткий вдох. — Нам стоит?..
Что именно стоит, он так и не уточнил. А я не нашла нужных слов, чтобы сделать это за него. Но, к счастью, Ян наконец все понял и, заглушив раздражение поцелуем, ухватил меня за запястье и затащил в дом.
В перерывах между короткими острыми поцелуями — в щеки, виски, лоб — скорее шуточными и нервными, чем чувственными — помог снять верхнюю одежду и откинул обувь прочь.
Я не возражала.
Даже когда Ян замер посреди темного коридора и, прижав меня к стене, навис сверху, сладко дыша в шею, не попыталась его остановить. Не захотела. И только в смущении опустила глаза, не веря, что все вокруг на самом деле и взаправду.
— Нет, смотри на меня, — хрипло попросил он. — Пожалуйста.
Это «пожалуйста» — что-то новое для нас обоих — прозвучало настолько неожиданно, что мне вдруг стало страшно. Всего на секунду, смазанную и навсегда забытую с новым касанием и поцелуем.
— Я люблю тебя, — снова сказал он.
Я подняла глаза и решительно приложила палец к его губам. Казалось, Ян перестал дышать, когда мои пальцы, предательски холодные и неуклюжие, скользнули под ткань его свитера, оглаживая кожу.
Однажды — в невыразимо далеком и грустном прошлом, где не было переплетенных рук, душной спальни с высоким потолком, и дыхания, одного на двоих — Ян рассказывал мне, что чужие чувства обостряют собственные. Тогда я не поверила, а теперь вдруг поняла, что так оно и есть.
В нашем случае по другому и быть не могло.
Время таяло, растягивалось, превращалось