Однако найти в деревне Вову Татарина не удалось. Домой он,по словам жены, не возвращался. Как ушел после обеда за водой, так его и нет,одни ведра стоят у колодца. На вопрос: «Где он может быть?» — мы услышали:"Да где угодно.

В какой-нибудь канаве валяется. Или в луже. Очухается,придет. А не очухается сегодня, значит, придет завтра". Получивисчерпывающую информацию, мы побрели к дому Горемыкина, чтобы убедиться, чтостарикан в самом деле у себя. Так и оказалось: Иван Иванович в компании двухстарушек сидел на скамейке возле соседского дома и с увлечением что-то говорил.

— Решили еще погулять? — крикнул он нам. Мыответили, да, мол, решили, и он помахал нам рукой.

— А вот и Коля, — пробормотала Женька, стараясьособо не выказывать своего интереса, я осторожно огляделась, но Коли неувидела. — Он в огороде, — подсказала подружка.

И точно. В огороде, рядом с домом его бабки, я увиделашофера пансионата, он шел к калитке, глядя себе под ноги, и почему-то казалсяочень злым. Вдруг он увидел нас и притормозил, должно быть, надеясь остатьсянезамеченным, но сообразив, что мы его уже увидели, направился к крыльцу.

Хлопнула входная дверь, и женский голос спросил:

— Коля, это ты?

— Я.

Голоса стихли. Мы удалились от дома на приличное расстояние,дошли до конца деревни, тщетно разыскивая Вову.

— Надо было за ним сразу идти, — кусая губы,заметила я.

— Подумаешь, поговорим с ним завтра. Один день ничегоне решает, — утешила меня Женька.

— До завтра он успеет забыть, что кричал сегодня, —расстроилась я.

— Вполне возможно, что и сегодня не вспомнит. —Женька пыталась смотреть на ситуацию философски, но я-то видела, что онаогорчена не меньше меня.

Выждав немного, мы вновь вернулись к дому Вовы Татарина, ноон так и не появился.

— Придется ждать до завтра, — вздохнула я.

— Девчонки, — услышали мы в этот момент,обернулись и увидели Августу Поликарповну, которая шла от колодца с двумяполными ведрами. Мы с Женькой торопливо направились к ней и взяли ведра из еерук. — Ну как? — спросила она тяжело дыша, хотя шли мы довольномедленно. — Разобрались, что у нас тут за дела творятся?

— Пока нет, — покаялась Женька. — Однако ужеубедились, что в самом деле творятся.

— Да? — вроде бы испугалась АвгустаПоликарповна. — А что случилось?

— На мельнице кто-то черную мессу служит.

— Это что такое? — заволновалась пенсионерка.

— Вроде церковной службы, но наоборот, то естьпоклоняются отнюдь не господу.

— Святые угодники… — Августа Поликарповнаперекрестилась. — И еще удивляемся, что у нас телевизор не кажет да мостсмыло. Удивляться надо, как живы до сих пор. И кто ж ее служит, эту мессу?

— Пока не выяснили, дверь была заперта, а в окошкомногого не разглядишь. Анфиса видела человека в чем-то черном. АвгустаПоликарповна, мы вот что узнать хотели, вы за Горемыкиным ничего странного незамечали?

— Так вы думаете?.. Нет, Иван Иваныч человекбогобоязненный, в Троицу вместе в храм ездили, на коленях всю службу выстоял…Какая уж тут черная… забыла слово… Он чудак, конечно, но добрый.

— А почему чудак? — влезла я.

— А чего городскому человеку у нас делать? Скука. Добробы запасливым был: грибы там, а ягоды, но ведь он всем этим не интересуется.Живет один, ест суп из пакетиков. Разве ж это дело? A теперь надумал на зимуостаться. Да здесь зимой и привычный человек волком воет.

— Ну… вдруг у него проблемы, семейные, кпримеру, — хитро предположила Женька.

— Какие проблемы? Вдовец он, а сын с семьей за границейживут. У Иван Иваныча в Москве квартира и пенсия хорошая. Я так думаю, он решилзимой на остров идти. Чтоб, значит, взглянуть на Кукуя.

— Что значит взглянуть? — не выдержала я. —Неужто Иван Иванович всерьез полагает, что на острове сидит какой-то Кукуй… —Женька скорчила зверское лицо, и я замолчала, мы поднялись на крыльцо дома, гдежила Августа Поликарповна. Хозяйка пожала плечами, пропуская нас вперед.

— Может, и не сидит, а может… Кто знает? Женькапристроила ведра на широкую лавку в сенях, и Августа Поликарповна предложиланам выпить чая. Мы отказались, так как я боялась проглядеть Ивана Ивановича,который казался мне все более подозрительным. Тут за моей спиной что-тогрохнуло, я вздрогнула и увидела, как из терраски, дверь которой выходила всени, появился Иван Бородин.

— Привет, — сказала Женька, мальчишка вздохнул,пряча глаза, а бабка заметила:

— Чего молчишь, поздоровайся с людьми… Иван Бородинзамер, глядя куда-то в пол, а потом зажмурился, точно видеть нас было для негосовершенно невозможным делом, после чего жалко пискнул и со всех ног бросилсявон из Дома.

— Да ты чего? — крикнула ему вдогонку бабка ипокачала головой:

— Вот уж правда говорят, ума нет… Вы на него необижайтесь…

— Что вы…

— Пойду поищу мальчишку, — вздохнула АвгустаПоликарповна, и мы вместе с ней спустились с крыльца и тут увидели Василия, онкак раз шел к дому соседки. — Вася, ты моего мальца не видел?

— К мельнице побежал, точно за ним черти гонятся. Ачто?

— Да ничего. Нашло на парня. То тихий, точно ангелочек,то вдруг пуганый какой-то. Придется осенью опять к врачу идти. Надо таблеткиуспокоительные.

— Это конечно, — кивнул Василий, косясь нанас; — Я чего зашел-то…

Нет ли у тебя взаймы бутылки?

— Найдем…

Повеселевший Василий начал подниматься на крыльцо, а Женькаспросила:

— Вы Вову Татарина не видели?

— Сегодня? Видел раз пять. По деревне мотался, выпитьискал. Я с сеном возился, вот теперь с устатку…

— А давно вы его видели?

— Да уж больше часа, как он. в пансионат пошел.

— Зачем?

— Говорю, искал, где бы выпить. Жена его — бабанеплохая, зря говорить не стану, но уж очень скандальная и бабкам нашим строгонаказала Татарину взаймы не давать и не наливать соответственно. После того какони со Степановной возле колодца крупно поговорили, никто и не дает, вот Вовкаи мается.

— А в пансионате он у кого думал денег занять?