— Ага, — пискнула я в ответ, решив не уточнять,кто такой «он». Вскоре луна вновь исчезла, вой как по волшебству прекратился, амы немного приободрились. Но не надолго. Сделалось прохладно, и хоть мыприхватили с собой свитера, но все равно начали жаться друг к другу, а ИванИванович, точно издеваясь, не хотел покидать дом.

Высунувшись из кустов, Женька сообщила:

— Кажется, дождь собирается.

И в самом деле, поднялся ветер; и в воздухе чувствовалосьнечто, указывающее на приближение дождя.

— Что ж делать-то? — вздохнула я. — Домойпойдем, так ничего и не узнав?

— Вряд ли этот гад под дождем куда-тоотправится, — подумав, заметила Женька.

— Ничего подобного, дождь для него самое удобное время.Вот что, ты здесь сиди, а я сбегаю за куртками и зонтом. Или предпочитаешь самасбегать, а я покараулю?

— Нет, иди ты, — вздохнула подружка, и я,выбравшись из кустов, припустилась в сторону пансионата.

Я уже пересекла луг и вышла к перелеску, когда обратилавнимание на мельницу. Вне всякого сомнения, в одном из окон мелькнул свет. Язамерла, таращась на еле приметный огонек, и пыталась сообразить, что делатьдальше.

Выходит, Горемыкин нас провел, пока мы сидели в кустах, оннезаметно выбрался из дома и занялся любимым делом: чертям служит на мельнице.

— Господи, прости, — торопливо перекрестилась я и побежаланазад к Женьке.

Та сидела в кустах, наблюдая за домом, но видела ли что, ещевопрос.

— Горемыкин выходил? — зашептала я.

— Нет, — покачала головой Женька и тут жеспросила:

— Ты что так быстро вернулась?

— Этот гад нас перехитрил, он давно на мельнице.

— Откуда знаешь? — насторожилась Женька.

— Огонь видела.

— Слушай, Анфиса, может, там не Горемыкин, может, ещекто? Дядька точно из дома не выходил.

— Ты уверена? — .накинулась я на нее. — Унего дверь из сеней прямо в огород выходит, в темноте мы могли его и незаметить.

Женька подумала и кивнула.

— А если это отвлекающий маневр? Кто-то на мельницесвет зажег, чтоб мы туда кинулись, а Горемыкин ускользнул?

— Что ты предлагаешь? — спросила я.

— Кому-то надо здесь остаться, чтоб за домом следить.

— И ты одна пойдешь на мельницу? — не поверила я.

— Нет, — честно ответила Женька, — я здесьостанусь. А ты иди.

— Ага, нашла дуру.

— Ты же в нечистую силу не веришь?

— Конечно, не верю. Но там может быть кто-то похуженечистой силы. Не забывай, Василий и тот очень боится.

— И кто там, по-твоему?

— Сидя в кустах, этого не узнаешь. В конце концов, этотвоя творческая командировка. Я сейчас вообще возьму и спать уйду, а завтравплавь и домой, с Ромкой мириться.

— Ты же говорила, две недели…

— А ты говорила, надо разобраться, что здесьпроисходит. Говорила?

— Ладно, — поднялась с облюбованного ею пняЖенька, — пошли вместе. Не худо бы проверить, в доме этот хмырь илиудрал, — заметила она, когда мы уже удалились от дома.

— Думаю, удрал. Вчера со светом спал, а сегодня огоньпотушил.

— Надо было разделиться и обе двери держать поднаблюдением, теперь вот гадай…

— Если мы застукаем его на мельнице, то и гадать непридется.

Мы шли через луг, когда Женька пугливо прошептала:

— Светится…

— Конечно, светится, — согласилась я, изо всех силстараясь быть храброй. Однако чем ближе мы подходили к мельнице, тем храбростистановилось меньше. В конце концов, она вообще куда-то улетучилась; а тут ещедождь разошелся, мелкий, надоедливый.

— Я подхвачу воспаление, — заныла Женька, но я нестала обращать на это внимание, потому что прекрасно понимала: если поддамсястраху, то завтра буду чувствовать себя дура дурой. С этой черной мессой надоразобраться, и побыстрее, не то шутник, догадавшись о нашем к нему интересе,перестанет появляться здесь и тайна останется нераскрытой.

Когда мы, миновав перелесок, вышли к реке, все окна мельницыбыли черными.

— Опоздали, — с досадой сказала Женька, за минутудо того отчаянно трусившая.

— Это ничего не значит, вдруг мы перехватим его подороге, — возразила я, выходя из кустов, и едва не столкнулась счеловеком. Впрочем, не берусь утверждать, что это точно был человек. Нечтотемное неожиданно явилось моему взору, я вскрикнула, а Женька заорала. Человек,или кто бы он ни был, резко повернулся, намереваясь сбежать, а я, должно быть,в припадке безумия, попыталась его схватить. Пальцы заскользили по чему-томокрому, не в силах ни за что ухватиться, пока я не нащупала какую-то веревку,уцепилась за нее, и заорала:

— Женька, помоги, я его держу!

Надо отдать Женьке должное, продолжая голосить, она кинуласьмне на помощь. Существо оказалось очень юрким, вывернулось из моих рук ибросилось в кусты. В руках у меня осталась то ли сумка, то ли рюкзак, сразу неразберешь.

Женька бросилась в погоню, но, оказавшись в кустах,споткнулась в темноте и упала мне под ноги, конечно, я тоже упала прямо на нее,и мы дружно заорали, потому что перепугались.

— Прекрати орать, — первой пришла в себя я и села.Стало ясно: преследовать неизвестного дело пустое: времени мы потерялидостаточно, к тому же в темноте он ориентируется гораздо лучше, чем мы. —Где у тебя фонарик? — вздохнула я. Женька ничего не ответила, но вскоревспыхнул свет, и я могла лицезреть ее разнесчастную физиономию.

— Ушел? — спросила она, нервно озираясь.

— Конечно, ушел.

— А это чего такое? — Луч света вырвал из темнотырюкзак. Взглянув на него, Женька принялась нервно хихикать. — Анфиса, атебе не кажется, что мы до смерти напугали человека? Кто-то шел по своим делами вдруг…

— Кто это здесь шел? — отмахнулась я. —Василия и Вову не напугаешь, а больше ходить здесь некому.

— А вдруг кто-то из приезжих? — не унималасьЖенька.

— Хватит гадать, лучше посмотрим, что в рюкзаке.