— Одевайтесь, — сказал он, обращаясь к Жюли иразвязывая ее, — и если подобное повторится, учтите, что в следующий развы так легко не отделаетесь.

Жюли вышла и вернулась в свой класс.

— Ты слишком сильно массировала меня, — обратилсяРоден к сестре, — еще немного, и я бы кончил; тебе следовало действоватьпомягче и время от времени сосать член. Кстати, она очень соблазнительна, этадевочка, ты с ней баловалась?

— Ты думаешь, кто-то, из них избежал этого?

— Но тем не менее ты нисколько не смягчаешься, когда япорю их.

— Какое мне дело до какой-то потаскухи, даже если онадовела меня до оргазма. Да я бы, изодрала каждую в клочья собственными руками!Ты совсем не знаешь свою сестру, и мое сердце много тверже, чем твое. А теперьзаберись ненадолго в мой зад, Роден, я сгораю от вожделения.

Приняв ту же позу, в которой она предлагала себя передпоркой Жюли, Селестина задрала юбки и вновь обнажила свое седалище. Роденпогрузился в него без подготовки и в продолжении нескольких минут трудился в еепотрохах; распутница за это время, помогала себе пальчиками, сбросилапереполнявшее ее семя и, успокоенная, но не удовлетворенная, отправилась зановыми жертвами.

Второй была девушка, ровесница Жюстины, даже немного похожаяна нее, если допустить, что природа могла дважды сотворить столь совершенныйобразец грации и красоты.

— Меня очень удивляет, Эме, — сказал ейРоден, — что в вашем возрасте вы умудрились заслужить порку, какнеразумный ребенок.

— Мой возраст и мое поведение, сударь, не дают поводадля подобного обращения, — с достоинством ответила очаровательнаядевушка, — но неправ всегда тот, кто слаб.

— Весьма нахальный ответ, мадемуазель, — сказалаСелестина, — и я надеюсь, что он не вызовет сочувствия в сердце моегобрата.

— Пусть она в этом не сомневается, — заметилРоден, грубо срывая с девочки одежду.

— Но, сударь, я не думаю…

И развратник, поспешно убрав все препятствия, обнажил самыйобольстительный, самый аппетитный зад, какой он видел в своей жизни.

— Эме, — строго заявил Роден, укладывая ее вкресло, — вы мне говорили, что иногда страдаете геморроем, поэтому ясейчас осмотрю вас, и если болезнь ваша действительно серьезная, я будуобращаться с вами не так сурово.

— Поверьте, сударь, — кротко ответила Эме, —я никогда не жаловалась на геморрой.

— Это неважно, — продолжал Роден, заставляя еепринять соответствующую позу. — Это всегда может случится, так что я васвсе равно осмотрю.

С помощью Селестины бедная, беззащитная Эме вскоре былапоставлена на четвереньки. И вот Роден уже осматривал, ощупывал, поглаживал сдовольным видом прекраснейшую плоть, восхитительнейшие прелести.

— М-да, в самом деле здесь нет ничего серьезного, —бормотал Роден, — все в полном порядке, значит можно спокойно приступать кделу.

Нежные руки были связаны в мгновение ока, и красавица Эмеоказалась во власти двух чудовищ.

— Начинай ты, сестра, — сказал Роден, — яхочу посмотреть, не помешает ли тебе жалость.

Селестина вооружилась розгами, брат не спускал глаз с лицажертвы: он хотел насладиться судорогами, порожденными страхом; он не решилсямастурбировать на ее глазах — только гладил рукой бедро, на котором лежал еговосставший член. Процедура началась; мадемуазель Роден, не менее жестокая, чембрат, действовала розгами с такой же силой. А наш герой, желавший все увидеть,все запомнить, приблизился к сестре вплотную и сладострастно вздрагивал в ритмеударов, которые терзали прекрасную плоть. Не в силах более сдерживаться, онсхватил другую связку, отстранил сестру, и скоро брызнула кровь. Несчастнаямолчала, о том, как ей больно, можно было судить только по конвульсивнымподергиваниям обеих ягодиц, которые немного раскрывались, когда наступала короткаяпауза после удара, и сжимались в предчувствии следующего. Далее повториласьпредыдущая попытка: Роден изготовился к атаке, Эме уловила этот момент исжалась. Взбешенный Роден ударил ее кулаком в бок, который согнул ее в дугу.Новая попытка, но Эме приподнялась и снова избежала проникновения.

— Ваше поведение, сударь, — сказала онанаконец, — не соответствует наказанию, которому вы намерены меняподвергнуть, поэтому умоляю вас прекратить эти гнусности.

Ярость Родена от этих слов возросла, и ее успокоили толькодвести ударов, нанесенных уверенной, опытной рукой. Его гневное орудие,казалось, грозило небу, Селестина взяла его и собралась направить в сторонунеприступной крепости.

— Нет, — затряс головой Роден, — убери ееподальше с моих глаз… Уведи поскорее эту строптивую девку, и пусть она восемьдней посидит на хлебе и воде, чтобы знала, как мной манкировать.

Эме вышла, опустив глаза, и строгий учитель потребовалмальчика.

Селестина ввела пятнадцатилетнего подростка, похожего наАмура. Роден, почувствовав себя гораздо свободнее, начал его отчитывать,сопровождая брань грязными ласками и поцелуями.

— Вы заслужили наказание, — заявил он, — и выего получите.

Одновременно с этими словами были спущены штаны, и теперьуже все подробности живо заинтересовали нашего привередливого наставника, иничто не было пропущено; покровы спали с юношеского тела, все, было обследованосамым внимательным образом — зад, член, яички, живот, бедра, рот — ирасцеловано с жадностью. При этом Роден бормотал угрозы и ласковые слова, оскорбляли восторгался; он находился в том восхитительном состоянии, когда страстивыходят из подчинения разуму, когда сластолюбец отчаивается только оттого, чтонет у него возможности умножить свои гнусности. Его грязные пальцы пыталисьпробудить в юноше те же похотливые чувства, которые осаждали его самого, и онне переставал осквернять свою жертву и руками и губами.

— Вот как! — с удовлетворением проговорил сатир,заметив первые результаты своих усилий. — Вот вы и дошли до мерзкоговозбуждения, которое я вам запретил строго-настрого! Клянусь, еще два-тридвижения, и эта зараза перейдет на меня.

Уверенный в успехе, либертен наклонился вкусить плодывожделения, и его рот сделался чашей для божественного ладана, его рукиисторгали светлые струи, которые он жадно глотал; он и сам был близок кизвержению, однако во время остановился.

— А теперь я накажу вас за такую наглость! —сказал он, поднимаясь с колен, облизывая губы, мокрые от семени. — Да,негодяй! Я накажу вас!

Он привязал руки юноши к столбу и, получив таким образом вполное распоряжение алтарь, на котором хотел излить свою ярость, приоткрыл его,осыпал поцелуями, засунул язык глубоко внутрь. И снова, опьянев от похоти ижестокости, вскричал:

— Ах ты, негодяй, я должен отплатить тебе за чувства,которые ты у меня вызываешь!

В ход пошли розги; Селестина опять сосала брата, а он поролжертву. Сомнений не было: юноша возбуждал Родена сильнее, чем предыдущаявесталка, и его удары на этот раз были ощутимее и многочисленнее. Ученикплакал, учитель млел от экстаза. Но его ждали новые удовольствия, и мальчикаотпустили.