Здесь юный Фьерваль высказал желание сношаться с Розали: онобнял ее и начал целовать и возбуждать.

— Забирайся в задницу, чего ты ждешь, дурак! —крикнул ему Роден. — Неужели ты боишься уступить своим желаниям? Разветакие выводы ты сделал из моей лекции? Если хочешь содомировать мою дочь, язаключу ее в объятия: мне нравится чувствовать себя сводником. Моя сестра будетласкать тебе зад, а ты. Марта, позволь ему лобзать твою несравненную жопку, мыдолжны бросить этого ангелочка в бездну удовольствий, чтобы он насытился имисполна.

Покорной Розали пришлось выдержать этот натиск… Это ей-то,чьей сущностью была добродетель! Ей, которая мечтала о счастье в монастыре илив лоне Божьем!

Фьервалю не потребовалось много времени: он был сильновозбужден и скоро кончил. Роден, который держал свою дочь на коленях,наслаждался тем, что во время процедуры обсасывал ей язык, а в конце пожелалоблизать член юноши, вытащенный из ее заднего прохода. Он слизал все семя допоследней капли, и это привело его в такое сильное волнение, что он немедленноначал содомировать Леонору и свою дочь поочередно, целуя при этом зад Фьерваля;Селестина и Марта с обеих сторон щекотали ему спину розгами; он опятьизвергнулся в заднее отверстие дочери, не забывая теребить нежные ягодицыЛеоноры.

После таких подвигов бравый учитель сел за стол, а Жюстина,униженная и пристыженная всем увиденным, молча вопросила себя, уединившись сосвоей совестью: «О Господи! Неужели я родилась для того, чтобы жить посредипорока и бесстыдства? Может быть, желая испытать мое терпение, твоясправедливость осуждает меня на такие жестокие муки?»

Если бы не исключительная привязанность к юной подруге, мыне сомневаемся что Жюстина сразу покинула бы этот дом. Но добродетель придавалаей силы, и наша героиня надеялась вырвать Розали из когтей разврата. Этанадежда укрепляла ее в терпении, а между тем Роден решил узнать, что можнополучить от новенькой.

Не прошло и двух недель с тех пор, как Жюстина появилась вСен-Марселе, когда Роден, охваченный желанием, о котором мы уже рассказывали,как-то утром зашел к ней. После обычной беседы общего характера он заговорил освоих страстях. Не привыкший к долгим разглагольствованиям там, где делокасалось его чувств и физических потребностей, злодей схватил девушку за талиюи завалил ее на кровать.

— Пустите, сударь, — взмолилась добропорядочнаядева, — пустите, или я созову весь дом, и все узнают, какие гнусности вымне предлагаете. И по какому праву скажите Бога ради, вы хотите сделать из меняжертву вашей жестокости? Только потому, что меня приютили? Но я приношу пользу,я зарабатываю себе на жизнь, и мое примерное поведение должно уберечь меня отваших оскорблений. Имейте в виду , что нет на свете силы, которая может сломитьменя; да, я многим вам обязана, но я не собираюсь расплачиваться с вами своейчестью.

Роден, сбитый с толку сопротивлением, которого он никак неожидал в нищей и обездоленной сироте, испытавшей столько несправедливостей, неспускал с Жюстины глаз.

— Послушай, дорогая, — сказал он после довольнопродолжительной паузы, — тебе не подобает разыгрывать из себя недотрогу,и, как мне кажется, я имею какое-то право рассчитывать на твое понимание. Ноэто не важно: я не хочу расставаться с тобой из-за такой, пусть и досадной,мелочи, я рад, что в моем доме живет умная девушка, потому что все остальныеумом не отличаются. Если ты проявляешь столько добродетельности в этом случае,надеюсь, ты такова во всем, и мои интересы только выиграют от этого. Моя дочь тебялюбит, она постоянно умоляет меня, чтобы я уговорил тебя остаться здесьнавсегда, вот об этом я тебя и прошу сейчас.

— Сударь, — ответила Жюстина, — я не будуздесь счастлива; на меня будут смотреть с завистью, и мне все равно придетсяуйти.

— Не бойся зависти моей сестры или гувернантки,которая, кстати, будет подчиняться тебе, что же до сестры, то я знаю, что она ктебе расположена. Поэтому не сомневайся, что тебе всегда будут обеспечены моязащита и мое доверие, но чтобы заслужить их, ты должна понять, что самоепервое, что от тебя требуется, — абсолютная преданность. Здесь, в этомдоме, происходит много такого, что противоречит твоим принципам, но ты должнавсе видеть и все слышать и не позволять себе никаких размышлений. Да, да,Жюстина, — с жаром продолжал Роден, — если ты на это согласна,оставайся с нами; посреди многочисленных пороков, к которым меня толкает мойбешеный темперамент, мое испорченное сердце, я, по крайней мере, смогуутешиться тем, что рядом со мной находится добродетельное существо, котороепоможет мне припасть к стопам Господа, когда я насытюсь развратом.

«Вот так! — подумала в этот момент Жюстина. Значитдобродетель все-таки необходима, все-таки нужна человеку, раз уж этотзакоренелый злодей утешается ею». Наша добрая героиня вспомнила о просьбеРозали не покидать ее, ей показалось, что в Родене осталось что-то хорошее, иона решилась принять его предложение.

— Тогда, Жюстина, — сказал Роден, — ты будешьтеперь жить вместе с моей дочерью, а не с остальными женщинами, и я назначаю тебечетыреста ливров жалованья.

Это означало целое состояние для несчастной сироты.Возгоревшись желанием привести Розали к добру, а может быть, и ее отца заодно,если она приобретет над ним какую-то власть, Жюстина не пожалела о своемрешении, и Роден привел ее к своей дочери.

— Розали, до сих пор у меня не было особого желаниясвязать судьбу Жюстины с твоей, а сейчас это намерение стало радостью иутешением моей жизни, и соизволь принять из моих рук такой подарок.

Девушки горячо обнялись, и Жюстина стала жить в доме уже вновом качестве.

Не прошло и недели, как наша умная и добрая девушка началатрудиться над осуществлением своего благородного плана, однако закоренелостьРодена сводила на нет все ее старания. Однажды он такими словами ответил наразумные советы этого добродетельного создания:

— Не думай, что почтение, которое я оказываюдобродетели в твоем лице, означает, что я готов принять ее или предпочесть еепороку: нет, Жюстина, совсем не так, и не заблуждайся на сей счет. Тот, ктостанет утверждать, что мое отношение к тебе доказывает либо верность, либонеобходимость добродетели, глубоко ошибается, и я буду очень огорчен, если тытак думаешь. Хижина, которая служит мне убежищем на охоте, когда нещадно палитсолнце, конечно же не является монументом полезности, она полезна лишь в случаенеобходимости. Скажем, подвергаясь какой-то опасности, я встречаю ничтожныйпредмет, который гарантирует мне безопасность, и пользуюсь им. Так разве неполезен данный предмет? Стоит ли презирать его за ничтожность? В обществе,целиком порочном, добродетель была бы не нужна, но поскольку мы живем не втакой среде, совершенно необходимо или изображать добродетель, или еюпользоваться, чтобы уберечься от тех, кто ее проповедует. Если же никто ее непринимает, она бесполезна: выходит, я прав, утверждая, что ее необходимостьвызывается либо убеждениями, либо обстоятельствами. Добродетель — и не надоздесь обманываться! — не имеет бесспорной ценности, это лишь образповедения, который меняется в зависимости от климата и, следовательно, не болеереален, чем нравы, принятые в одной стране и не принятые в другой. Значиттолько то, что полезно для любого возраста, для любого народа, во всех странах,можно назвать по-настоящему хорошим; то, что не отличается неоспоримойполезностью и непрерывно изменяется, не может претендовать на такое звание. Вотпочему теисты, создавая свою химеру, возводят незыблемость в число достоинствБога. Но добродетель совершенно лишена такого свойства. Существуют добродетелине только религии, моды, обстоятельств, темперамента, климата, но и зависящиеof режима правления. Например, добродетели революции весьма далеки от того, чтодорого народу спокойному. Брут, величайший из мужей в условиях республики, былбы колесован в монархической стране;