Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь в квартиру распахнулась, на пороге стояла… Аля. Впервую секунду я растерялась и попятилась, но потом сообразила, что дочке Родии Нели исполнилось четырнадцать лет, а девочке, которая сейчас улыбается вприхожей, от силы семь-восемь. Но именно так выглядела в этом возрасте Алечка,даже прическа у ребенка была идентичной: волосы глубокого черного оттенка,вьющиеся красивыми крупными кольцами, были забраны в два хвостика, на лобспускалась изогнутая прядка. И глаза смотрели с Алиным выражением: в глубине темно-карихочей плясали бесенята. Выпятив пухлую нижнюю губку, девочка спросила голосомАли:
– Вам маму, да?
Я обрела способность говорить:
– Сделай одолжение, позови ее.
– Мамуся, – закричал ребенок, – к тебе пришли!
В холл вышла худенькая женщина в джинсах. Несмотря на дикуюжару, вот уже несколько дней изнуряющую москвичей, на ней был толстый свитер, ана ногах белели вязаные носки. На дочь она была похожа, как позитив на негатив.Беленькая, голубоглазая, с веснушками.
– Вы Саша?
– А вы Даша? – тихо спросила в ответ хозяйка.
Потом она положила руку на голову девочки и сказала:
– Родя говорит, что она похожа на Алю, словно близнец.
Я не нашлась что ответить и только развела руками.
Саша поморщилась.
– Понимаю, это для вас неожиданность. Родя тщательно пряталнас. Я так хотела, чтобы сказанное вами оказалось злой шуткой.
– Какие могут быть шутки, – покачала я головой и протянулаСаше газету «Жизнь», – вот, смотрите, это издание напечатало статью о случившемся,не видели?
– Я не читаю желтую прессу, – ответила Саша, но «Жизнь» темне менее взяла и уставилась на фотографию, помещенную на обложке.
– Вот, значит, где он жил, – протянула она, – как вамкажется, мне разрешат взять к себе Алю, если я докажу, что девочки сестры?
– Не знаю, – пробормотала я, – мне думается, Але лучше ни очем не знать. Боюсь, она испытает шок. Она-то считает себя единственной папинойдочерью. И потом, доказать родство сейчас будет крайне затруднительно,генетическую экспертизу не сделать, Родион умер, тело завтра кремируют.Надеюсь, вы не будете настаивать на изъятии материала для исследования.
Саша молча подошла к тумбочке, ютившейся около вешалки,вытащила оттуда небольшую книжечку, обернутую в бумагу, и протянула мне.Свидетельство о рождении. Кутепова Елизавета Родионовна, отец Кутепов Родион…
– Думаю, этого документа достаточно, – забубнила я,старательно сгребая мысли в кучу, – вы хотите подать на наследство? Я плохоразбираюсь в юридических тонкостях, но, если Елизавета является родной дочерью,ей причитается равная с Алей доля.
Саша вспыхнула огнем, у нее покраснела даже часть шеи, неспрятанная под воротником свитера. – Нам ничего не надо. Деньги, дом, фирма –все останется у Али. Мне просто жаль девочку, как она станет жить одна? Безотца и матери…
– Может, разрешите пройти в квартиру? Неудобно как-то напороге, – попросила я.
– Да, конечно, – опомнилась Саша, – ступайте сюда, на кухню.
Если хотите составить мнение о женщине, к которой пришли вгости, загляните туда, где она готовит пищу, многое станет ясно.
У Саши в десятиметровом пространстве уместилась куча бытовыхприборов и царил строгий порядок. Утварь хозяйка подобрала ярко-красного цвета,тут и там виднелись досочки, подставочки, кружочки, полотенчики – все одногоколора, на мой взгляд, немного утомительная для глаз картина.
Я села на табуретку и неожиданно для себя заявила:
– Кто бы мог подумать! Родя казался исключительно верныммужем.
Саша схватила со стола салфетку и принялась скручивать ее вжгут.
– Вы его не осуждайте, все случайно вышло.
Я молча смотрела на женщину, похоже, ей лет тридцать, аможет, и того меньше. Ай да Родион, ай да безупречный семьянин! И ведь никто нио чем даже не подозревал. Лизе восемь лет, и ни разу Родя не обмолвился нисловом о ней, не намекнул о том, что имеет еще одну дочь.
Когда Родя и Неля поженились, то через пару месяцев молодаяжена залетела. Нелька принеслась ко мне, плюхнулась на диван и зарыдала:
– Что делать?
– Рожать, – безапелляционно заявила я, – дети – это радость.Нелька шумно высморкалась.
– Ага, хорошо тебе говорить. Квартиру имеешь, прописку, а мыздесь на птичьих правах, помощи ждать неоткуда, учиться еще четыре года. Мнечто же, институт бросать? Нет уж, сделаю аборт.
– Ни в коем случае, – испугалась я, – знаешь, какиеосложнения бывают!
– Только не со мной, – по-детски самоуверенно заявилаНелька.
Она таки сбегала в больницу и избавилась от ненужногоребенка. Потом Родион и Неля благополучно закончили институт. В их дом пришелотносительный материальный достаток, и Неля стала поговаривать о младенце. Нони через год, ни через два, ни через три желанная беременность не наступила.Нелька бегала по клиникам, ездила на воды, лечилась у гомеопатов ибабок-травниц. Толку – чистый ноль. Очевидно, первый аборт нанес непоправимыйвред ее организму.
Сначала подруга расстраивалась, без конца рассказывала о каких-тоновых методах лечения бесплодия, затем притихла, смирилась с тем, что ейникогда не испытать чувства материнства, и… забеременела. То ли подействовалинаконец принимаемые много лет лекарства, то ли Неля просто перестала психовать,но факт остался фактом.
Ошалевшие от радости Кутеповы никому не рассказали о скорыхпеременах в своей судьбе. Мы не знали ни о чем вплоть до того момента, когдаРодя около шести часов утра позвонил к нам домой и, отбросив всегдашнююсерьезность, завопил:
– Дашка! У нас дочка родилась! Рост пятьдесят одинсантиметр, вес три пятьсот двадцать, образцово-показательный младенец!
Я так и села на кровати, хлопая глазами. Последние четыремесяца Нелька упорно избегала всяких встреч не только со мной, но и состальными друзьями, говоря: «Извините, ребята, приболела немного. Вот приду всебя, и погуляем».