Женщина проводила меня до подъезда и впустила внутрь. Потомзаняла место консьержки, а я направилась к лифту.

– Шестой этаж! – крикнула консьержка взакрывающийся лифт.

На звонок дверь открыла сухая, как жердь, дама без граммакосметики на лице. Не говоря ни слова, она пристально смотрела на меня.

– Я к Августе. То есть к Августине. Она дома?

– Ваше имя?

– Людмила Лютикова.

– Подождите здесь, – с достоинством ответствоваладама и захлопнула дверь перед моим носом.

Через минуту дверь вновь распахнулась и на пороге возниклаАвгуста. Она была сама на себя не похожа. Я помнила ее беспечной, улыбающейся,одетой с иголочки блондинкой, а тут – глаза красные, заплаканные, лицо опухшее,завернута в какой-то бесформенный черный балахон. Человек переживал настоящеегоре, в этом не было никаких сомнений.

– Примите мои соболезнования, – торопливо сказалая.

– Я вас узнала, – сухо отозвалась Августа. –В отделе кадров нашли ваше личное дело и показали фотографию.

– Это не я, честное слово! Я не убивала ЕленуМихайловну! Я к ней очень даже уважительно относилась, правда-правда!

– Знаю, – тем же равнодушным тоном сказалаона. – Увольнение – самый нелепый мотив, какой только можно придумать.Разве можно убить человека из-за копеечной зарплаты?

Ого, да эта девочка, похоже, совсем оторвалась отреальности! Понятно, что богатство матери, словно огромный невидимый зонт,защищало Августу от таких гнусностей жизни, как нищета, голод и страх потерятьработу. Но вообще-то в ее возрасте пора уже соображать, что на подобную«копеечную зарплату» живет половина страны, а другая половина даже мечтать оней не смеет.

– Августа, я хочу поговорить с вами о Елене Михайловне,можно?

– Проходите, – согласилась девушка, – толькоиз меня сейчас неважный собеседник. Из-за успокоительных лекарств я плохосоображаю.

Августа провела меня в столовую, обставленную мебельютемного дерева. Сев на изящный венский стул, она вытащила из пачки тонкуюсигариллу и закурила.

– Мама запрещала курить в столовой, теперьможно… – Ее голос дрогнул. – Так о чем вы хотите поговорить?

Я не знала, как подступить к болезненной теме, поэтомуначала издалека:

– Это правда, что вы собираетесь продать «Работу»?

Августа кивнула:

– И как можно скорее, в России меня ничего не держит.Если бы мама продала издательство, то осталась бы жива.

– Почему?!

Девушка ответила не сразу.

– Вы бывали в Лондоне? – вдруг спросила она. Япокачала головой. – Обязательно слетайте, там совсем другая жизнь, другиевозможности, даже воздух другой! Вот где надо жить, – убежденно закончилаона.

– Вы в Лондоне учились? – предположила я.

Августа кивнула:

– На языковых курсах, мама отправляла. Сначала я нехотела туда ехать, а потом не хотела оттуда уезжать. Я просто влюбилась вЛондон и уговаривала маму туда переехать. Я ей твердила каждый день: «Давайуедем, давай уедем! Если продать издательство, а деньги разместить в ценныхбумагах, можно жить припеваючи!»

Я с трудом представляла Елену Михайловну без своего детища –издательства, но промолчала.

– В конце концов, можно и в Англии вести бизнес,прибыль только больше будет, потому что не надо, как в Рашке, каждому чиновникуна лапу давать. А мама ни в какую. Всё твердила: «Где родился, там ипригодился». Вот и доупиралась… Ну скажите, разве случилось бы такое внормальной стране? Чтобы директора убили на корпоративном Новом годе прямо всобственном издательстве?!

Я пожала плечами:

– Всякое бывает…

– Нет, – решительно замотала она головой, –такое только у нас в Быдлостане может быть. Эх, если бы мама послушалась менятогда!..

Августа вытащила из пачки новую сигариллу. Я подождала, покаона затянется и выпустит дым, и спросила:

– Как вы думаете, кто мог убить Елену Михайловну?

– Понятия не имею. Но вряд ли это кто-то изиздательства. Все сотрудники ее любили, мама много добра сделала людям, –убежденно сказала Августа.

Я вздохнула: блажен, кто верует!

– А вы знаете, что Ветерков, руководитель проектов,пытался ее отравить? На том самом корпоративе?

От изумления Августа промазала мимо пепельницы.

– Господи, да что вы такое несете?!

Я рассказала все, что мне удалось узнать о Ветеркове: как онстучал «Зарплате», как подсыпал яд в бокал и как повесился. О том, что емупомогли влезть в петлю, я решила умолчать.

– Не знаю… – протянула девушка. – ОтВетеркова я такого не ожидала. Нет, он мужик хитрожопый, это было видноневооруженным глазом, но чтобы убить… Мне кажется, у него кишка тонка. Я думаю,маму убили из-за наследства.

– Странно слышать от вас такую версию, – осторожносказала я. – Насколько я знаю, Елена Михайловна состояла в разводе.Родители умерли. Получается, что вы – единственная наследница?

– Нет, не единственная. У моей матери еще вроде какесть сын…

Мое изумление не поддавалось описанию.

– Что значит «вроде как»? Вы не уверены, есть ли у васбрат?

– Да, не уверена. История довольно запутанная…

И Августа рассказала мне следующее.

Десять лет назад, она тогда в восьмом классе училась, к нимв домой неожиданно заявился мужчина…

На звонок дверь открыла домработница.

– Мне нужна Елена Михайловна Кириллова, – сказалмужчина.

– По какому вопросу?

– Я хотел бы поговорить с ней о ее сыне.

– Вы ошиблись, у Елены Михайловны нет сына.

Домработница собиралась уже захлопнуть дверь, но мужчинапридержал ее ногой:

– Просто скажите ей, что пришли по поводу Максима. Оназнает.

Когда прислуга передала разговор хозяйке, та стала белой какполотно.

– Может, милицию вызвать? – предложиладомработница, снимая трубку телефона.

– Не надо, – прошептала Елена Михайловнапобелевшими губами, – пригласите этого человека в кабинет.

Мать с незнакомцем заперлись в кабинете, а заинтригованнаяАвгуста прильнула к двери. Мужчина говорил тихо, до нее долетали лишь обрывкифраз:

– …вы отказались от него в роддоме… в интернате емусделали операцию… у мальчика наступило улучшение… мы его усыновили… вотфотографии… болезнь вернулась… необходима повторная операция… отвезем вАмерику… тридцать шесть тысяч долларов…