Стрелок молчит и только смотрит на Эдди.

— Но не все люди такие. Есть люди, которым нужно, чтобы онибыли нужны другим. Как в той песне Барбары Стрейзанд. Банально, быть может, новерно. Просто еще один способ зависнуть на кайфе.

Эдди пристально смотрит на Роланда.

— Но, уж если на то пошло, ты у нас чистенький, правда?

Роланд молча глядит на Эдди.

— Если не считать Башни. — Эдди издает короткий смешок. — Тынаркоман, Роланд. Твой наркотик — Башня.

— Какая это была война? — шепчет Роланд.

— Что?

— На какой войне тебе отстрелили твое чувство благородства ичести?

Эдди вздрагивает, как будто Роланд влепил ему пощечину.

— Пойду принесу воды, — говорит он сухо. — Ты присматривайза этими клешнистыми и ползучими. Сегодня мы отошли далеко, но я так до сих пори не понял, разговаривают они друг с другом или нет.

Он отворачивается, но Роланд еще успевает увидеть последниеотблески алого солнца, отразившиеся на его мокрых щеках.

Роланд смотрит на берег. Роланд наблюдает. Омароподобныечудища ползают и вопрошают, вопрошают и ползают, но все как будто бесцельно:они разумны, но не настолько, чтобы передавать информацию своим собратьям.

Иной раз Бог карает исподтишка, не в открытую, думает он. Нечасто, но иногда так бывает.

Эдди приносит дрова.

— Ну? — говорил он. — И что ты думаешь?

— У нас все в порядке, — хрипит стрелок, и Эдди что-то емуотвечает, но стрелок устал, и ложится на спину, и смотрит на первые звезды, чтопробиваются сквозь фиолетовую завесу ночного неба, и

перетасовка

за последующие три дня стрелок потихонечку выздоравливал.Красные полосы, расползавшиеся вверх по рукам, сперва поползли обратно, потомпоблекли, потом исчезли. Назавтра он попробовал идти сам, хотя Эдди иногдаприходилось тащить его. А уже на второй день его вообще не нужно было волочить:каждый час или два они делали небольшой привал, чтобы ноги его отдохнули.Именно во время этих коротких передышек и по вечерам, перед сном, когда ужинбыл съеден, а костер еще не догорел, стрелок услышал историю Генри и Эдди.Поначалу он все удивлялся, почему между братьями такие сложные отношения, нокогда Эдди начал рассказывать, постоянно запинаясь и срываясь на гнев пополам собидой, который обычно проистекает из затаенной глубокой боли, Роланду хотелосьего перебить и сказать:Не волнуйся так, Эдди. Я все понимаю.

Но он не стал, потому что Эдди бы это не помогло. Он говорилне для того, чтобы хотя бы словами воскресить мертвого брата. Он говорил длятого, чтобы похоронить Генри с миром и чтобы напомнить себе, что хотя Генримертв, он, Эдди, еще жив.

Поэтому стрелок слушал молча.

Суть очень проста: Эдди был убежден, что он не дает Генрижить. А Генри был убежден, что он не дает жить Эдди. Генри дошел до этого самили, быть может, из-за частых нотаций, которые мама читала Эдди и суть которыхсводилась к тому, что она с Генри жертвует для него очень многим, чтобы Эддибыло безопасно в этих каменных джунглях, чтобы Эдди был счастлив, наскольковообще человек может быть счастлив в этих каменных джунглях, чтобы Эдди не кончилтак же, как его бедняжка сестричка, Эдди, конечно, ее почти и не помнит. Онабыла такой славной, хорошенькой, Боже, прими ее душу. Она сейчас в раю, вокружении ангелочков, там ей замечательно, но маме не хочется, чтобы Эддисейчас оказался у ангелочков, чтобы его сбил какой-нибудь пьяный водитель, какего сестричку, или чтобы его прирезал какой-нибудь чокнутый наркоман, закакие-то жалкие двадцать пять центов выпустил ему кишки, и они растекались быпо асфальту, а поскольку она уверена, что и сам Эдди тоже не хочет попасть кангелочкам, то ему лучше слушаться старшего брата и не забывать, что ради любвик нему Генри жертвует многим.

Эдди признался Роланду, что мама даже и не подозревала омногом, что они вместе с Генри творили: как они воровали комиксы изкондитерской на Ринкон-авеню или как курили у стены фабрики на Кеухос-стрит.

Однажды они увидели «шевроле» с ключами внутри, и хотя Генриедва ли знал, как водить машину — ему тогда было шестнадцать, а Эдди восемь, —он втащил брата в автомобиль и сказал, что они поедут в Нью-Йорк Сити. Эддиперепугался и разревелся, Генри тоже испугался, разозлился на Эдди и сталкричать на него, чтобы он заткнулся, чтобы не был таким гребаным сосунком, чтоу него есть десять баксов, и у Эдди тоже есть доллара три-четыре, что они могутсмотреть кино хоть целый день, а потом на подземке приедут домой, мама даже неуспеет накрыть к ужину стол и хватиться их. Но Эдди продолжал реветь, а у мостаКвинсборо на боковой улице они заметили полицейскую машину, и хотя Эдди былабсолютно уверен, что коп даже не посмотрел в их сторону, он ответил «Да»,когда Генри спросил его вдруг охрипшим голосом, засек ли их легавый. Генри весьпобледнел и, выскочив из машины, понесся так, что едва не сбил пожарный кран.Он пробежал уже с квартал, а Эдди, тоже запаниковав, еще никак не могсправиться с незнакомою дверной ручкой. Генри остановился, вернулся и вытащилЭдди из машины. А еще влепил две оплеухи. Обратно в Бруклин они шли пешком —вернее, не шли, а крались. Добрались они уже к вечеру, а когда мама спросила,почему они оба такие потные, запыхавшиеся и измотанные, Генри ответил, что весьдень учил Эдди играть в баскетбол на площадке в соседнем квартале, а потомзаявились какие-то большие парни, и они убежали. Мама поцеловала Генри, улыбнуласьЭдди и спросила, разве у него не самый лучший на свете старший брат? Эдди с нейсогласился охотно и искренне. Он и сам так думал.

— В тот день он был перепуган не меньше меня, — сказал ЭддиРоланду, когда они сидели, глядя на отблески заходящего солнца, пляшущие наповерхности воды, где скоро будет отражаться только свет звезд. —Действительно, перепуган, потому что он думал, что тот коп видел нас, а я знал,что — нет. Он поэтому и побежал. Но потом вернулся. Это самое главное. Онвернулся.

Роланд молчал.

— Ведь ты понимаешь? — Эдди пристально и вопросительнопоглядел на Роланда.

— Я понимаю.

— Он перетрусил, но он вернулся. И всегда возвращался.

Роланд подумал, что было бы лучше для Эдди, а в перспективе,быть может, лучше для них обоих, если бы Генри тогда не вернулся… тогда или влюбой другой раз. Но такие, как Генри, всегда возвращаются, потому что такие,как Генри, знают, как использовать человеческое доверие. Это — единственное,чем такие, как Генри, умеют пользоваться. Сначала они обращают доверие внеобходимость, потом — необходимость в наркотик, а когда это случается, они —как там Эдди это назвал? — загоняют. Да. Загоняют наркотики. Загоняют доверие.