— Я не сержусь, — сказал он. — Такоеромантичное свидание мне даже больше по душе.

Он, разумеется, не рассказал ей, что чувствовал на самомделе — облегчение от того, что не придется защищать свою репутацию великоголюбовника, не придется доказывать, что он в жизни так же божественен, как вкино. Что не придется выслушивать от девушки пропитанные фальшью комплименты.

Они выпили еще по одному стакану и обменялись несколькимихолодными поцелуями, после чего она сказала, что ей пора уходить.

— Можно мне позвонить и пригласить тебя еще раз наужин? — вежливым тоном спросил Джонни.

Она была откровенна до конца.

— Я хорошо понимаю, что ты не хочешь тратить время, апотом разочаровываться, — сказала она. — Спасибо за замечательныйвечер. Однажды я расскажу своим детям, что была на свидании с великим ДжонниФонтена, что мы остались одни в его квартире.

Он улыбнулся.

— И что не поддалась искушению, — продолжал он.Оба рассмеялись.

— Они ни за что не поверят, — сказала она. —И тогда Джонни, не пытаясь скрыть фальши в голосе, предложил:

— Хочешь, я подтвержу это в письменном виде?

Она отрицательно покачала головой. Он продолжал:

— Если кто-то усомнится, позвони мне, и я расскажу емувсю правду. Расскажу, как гонялся за тобой по всей квартире и как ты защитиласвою честь. О'кэй?

Он был слишком жесток, и его поразила боль, отразившаяся намолодом лице. Она поняла его намек на то, что он не слишком старался. Он отнялу нее сладость победы. Теперь она почувствует, что победительницей ее в этуночь сделало отсутствие у нее женской притягательности. Ей придется рассказываяо том, как она сопротивлялась чарам Джонни Фонтена, добавлять: «Разумеется, онбыл не слишком настойчив».

Джонни сжалился над ней.

— В самом деле, если у тебя когда-нибудь будет плохоенастроение, позвони мне. О'кэй? Я не обязан спать с каждой знакомой мнедевушкой.

— Обязательно позвоню, — сказала она.

Шарон ушла, и Джонни предстояло теперь одному провести весьостаток вечера. Он мог бы воспользоваться тем, что Джек Вольтц называет«фабрикой мяса», табунами готовеньких кинозвезд, но он нуждался в человеческомобщении. Он вспомнил свою первую жену, Вирджинию. Теперь, когда работа надфильмом закончена, у него будет больше времени для детей. Он хочет снова статьнеотъемлемой частью их жизни, и его, кроме того, волнует сама Вирджиния. Онанедостаточно защищена от тарзанов Голливуда, готовых гоняться за ней, чтобыпохвастать, как им удалось трахнуть первую жену Джонни Фонтена. Пока, насколькоему известно, никто этого сказать не может. «Каждый зато может сказать это провторую жену», — подумал он с кислой усмешкой. Он поднял телефонную трубку.

Ее голос он узнал сразу, и в этом не было ничегоудивительного. Впервые он услышал его, когда им было по десять лет и они ходилив один и тот же класс начальной школы.

— Эй, Джинни, — сказал он. — Ты занятасегодня вечером? Можно мне придти к тебе на несколько часов?

— Хорошо, — сказала она. — Девочки уже спят,и я не хочу их будить.

Голос ее заколебался, но она взяла себя в руки, и, стараясьне выдавать тревоги, спросила:

— Что-то серьезное, что-то важное?

— Нет, — ответил Джонни. — Сегоднязакончились съемки, и я подумал, что мы можем встретиться и поговорить. Можетбыть, смогу мельком взглянуть на девочек. Я постараюсь не разбудить их.

— О'кэй, — сказала она. — Я рада, что тыполучил роль.

— Спасибо, — ответил Джонни. — Увидимся черезполчаса.

Подъехав к своему прежнему дому в Беверли Хиллз, Джоннинесколько минут посидел в машине. Он помнил слова крестного отца о том, своейжизнью он может распоряжаться сам. Шансов больше, если ты знаешь, что хочешь.Но чего он хочет?

Первая жена ждала его у двери. Она была милой итальянкой,невысокой загорелой девушкой, дочерью соседей, никогда не имела дела ни с кемдругим, и это было для него очень важно. «Желает ли он ее еще», — спросилсебя Джонни. Ответ мог быть только один: «Нет». Во-первых, он не может еелюбить, они слишком давно знают друг друга. Кроме того, было несколько вещей,не связанных с сексом, которые она ему никогда не сможет простить. И все-таки,они оставались друзьями.

Она приготовила кофе, и вместе с домашними булочками, подалаему на стол в гостиной.

— Располагайся поудобней на диване, — сказалаона. — Ты выглядишь усталым.

Он снял пиджак, туфли, развязал галстук, а она уселась, седва заметной улыбкой на лице, в кресло напротив него.

— Странно, — произнесла она.

— Что странно? — спросил Джонни Фонтена, отпиваякофе.

— То, что великий Джонни Фонтена остался без девушки.

— Великому Джонни Фонтена исключительно везет, когда унего вообще встает.

— В самом деле?

Он редко бывал так откровенен.

— Случилось что-нибудь? — спросила Джинни.

Джонни улыбнулся.

— У меня было свидание с девушкой, и она оттолкнуламеня. И знаешь, мне полегчало.

К своему удивлению, он увидел на лице Джинни тень гнева.

— Не волнуйся за своих маленьких шлюх. Она, конечно,думала, что таким способом сумеет возбудить интерес к себе.

Джонни с удовлетворением подумал, что Джинни, собственно,сердится на девушку, которая оттолкнула его.

— А, пошла она к черту, — сказал он. — Мненадоел этот материал. Надо взять себя в руки. Теперь, когда я не могу большепеть, у меня будут, наверное, трудности с женщинами.

— В жизни ты выглядишь гораздо лучше, чем нафотографиях, — успокоила его Джинни.

Джонни покачал головой.

— Я становлюсь холодным и жирным. К черту! Если этотфильм не сделает меня снова великим, пойду учиться печь пиццы. А может быть,устрою тебе протекцию в кино, ты выглядишь великолепно.

Она выглядела на свои тридцать пять лет. Красота молодыхдевушек, словно грибы, наполнивших город, сохраняется год-два. Некоторые из нихтак красивы, что способны остановить человеческое сердце, но погоня за славой инаживой смывает красоту, точно краску. Обыкновенные женщины не способны с нимисостязаться. Ты можешь сколько угодно говорить о личном обаянии и уме — всерешает естественная красота. Не будь этих красоток так много, появились бы шансыи у замечательных женщин с обыкновенным лицом и фигурой. Джонни Фонтенаспособен обладать всеми (или почти всеми) красотками Голливуда, и Джиннипонимала, что его слова — обыкновеннейшая лесть. В этом смысле он всегда былщедр. Всегда, даже находясь на самой вершине своей славы, он был вежлив сженщинами и не скупился на комплименты. Он не забывал вовремя поднести имзажигалку или открыть дверь. Все это производило впечатление. Он относилсяодинаково ко всем девушкам, даже к тем, с которыми его связывала одна ночь, кдевушкам типа «не-знаю-как-тебя-зовут».