– Но почему?! – воскликнула Хилари. – Откуда эта жаждаразрушения?

– У меня нет жажды разрушения, мадам. Вы несправедливы комне.

– Тогда я не понимаю…

– Я – бизнесмен, – объяснил мистер Аристидис. – И к тому жеколлекционер. Когда богатство начинает угнетать, только этим и остаетсязаниматься. За свою жизнь я собрал очень многое. У меня прекраснейшая коллекциякартин в Европе, отличное собрание керамики. Моя коллекция марок – одна изсамых знаменитых. По завершении одной коллекции нужно переходить к следующей. Ястарый человек, мадам, и мне уже мало что осталось собирать. Поэтому я началколлекционировать мозги.

– Мозги? – удивленно переспросила Хилари.

Аристидис кивнул:

– Да, это самый интересный объект для коллекции.Мало-помалу, мадам, я собираю здесь лучшие мозги со всего мира. Сюда доставляютсамых одаренных и многообещающих молодых людей. Когда-нибудь усталые нациипроснутся и обнаружат, что их ученые состарились и выдохлись, а все молодыемозги – медики, физики, химики – находятся в моем распоряжении. Так что, еслиим понадобится, скажем, биолог или специалист по пластической хирургии,придется покупать их у меня!

– Вы имеете в виду… – Хилари с недоверием уставилась нанего, – что это всего лишь гигантская финансовая операция?

Мистер Аристидис кивнул во второй раз:

– Естественно. Иначе это бы не имело смысла, не так ли?

Хилари глубоко вздохнула:

– Пожалуй.

– В конце концов, – словно извиняясь, промолвил мистерАристидис, – это моя профессия. Я финансист.

– Вы имеете в виду, что политика тут ни при чем? Вам ненужно мировое господство?

Он протестующе взмахнул руками:

– Я не хочу быть богом. Я религиозный человек. Желание статьбогом – профессиональная болезнь диктаторов, но я пока что ею не поражен. –Подумав, он добавил: – Со временем это может произойти, но пока, к счастью,этого не случилось.

– Но как вам удается доставлять сюда всех этих людей?

– Я покупаю их – как покупают любой товар. Иногда я плачу имденьгами, но чаще – идеями. Молодые люди – мечтатели. У них есть идеалы. Ну атем, кто преступил закон, я плачу безопасностью.

– Это объясняет многое, – сказала Хилари. – То, чтоозадачивало меня во время путешествия сюда.

– Что именно, мадам?

– Различные цели моих спутников. Энди Питерс, американец,вроде бы придерживается крайне левых убеждений. Эрикссон фанатично верит в идеюсверхчеловека. Хельга Неедхайм принадлежит к оголтелым фашистам языческоготолка. Доктор Баррон… – Она заколебалась.

– Да, он приехал сюда ради денег, – кивнул Аристидис. –Доктор Баррон цивилизован и циничен. У него нет иллюзий, но есть искренняялюбовь к своей работе. Он жаждет неограниченных ресурсов для продолженияисследований. – Старик немного помолчал. – Вы умны, мадам. Я сразу понял это вФесе. – Снова послышался кашляющий смех. – Вы не знали, мадам, что я приезжал вФес специально понаблюдать за вами – вернее, я сделал так, чтобы вас с этойцелью доставили в Фес.

– Понимаю. – Хилари отметила чисто восточную манеруперефразирования.

– Я рад вашему прибытию сюда. Ведь здесь не так уж многоумных людей, с которыми можно поговорить. Эти ученые – химики, биологи ипрочие, – в общем, неинтересные личности. В своей области они, возможно, гении,но беседовать с ними не о чем. Их жены, как правило, также очень скучны. Мывообще не слишком поощряем присутствие жен. Я позволяю им приезжать только поодной причине.

– По какой?

– Бывают случаи, – сухо ответил мистер Аристидис, – когдамужчина не может работать только потому, что слишком часто думает о своей жене.Кажется, это происходило с вашим мужем. Томас Беттертон считался гением, ноздесь его работа не выходит за рамки посредственной. Да, Беттертон разочаровалменя.

– Но разве такое не случается постоянно? В конце концов, этилюди находятся здесь на положении заключенных. Неужели они не пытаютсяпротестовать? Хотя бы в первое время?

– Да, – согласился мистер Аристидис. – Это вполнеестественно и неизбежно, когда птичка впервые попадает в клетку. Но если клеткадостаточно велика и в ней есть все необходимое – подстилка, семена, вода,ветки, – птица в конце концов забывает, что когда-то была свободной.

Хилари содрогнулась:

– Вы пугаете меня.

– Здесь вам предстоит многое понять, мадам. Позвольте васзаверить, что, хотя прибывающие сюда люди имеют различные убеждения и поначалубывают разочарованы и недовольны, со временем они все будут подчинятьсяустановленным правилам.

– Вы не можете быть в этом уверены, – возразила Хилари.

– В этом мире ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным. Нона девяносто пять процентов я ручаюсь за свои слова.

Хилари смотрела на него с чем-то весьма похожим на ужас.

– Какой-то кошмар, – сказала она. – Прямо машинописное бюро.Только у вас здесь бюро мозгов.

– Вот именно. Вы попали в самую точку, мадам.

– И в один прекрасный день вы намереваетесь продавать ученыхиз вашего бюро тем, кто больше заплатит?

– В общем, это основополагающий принцип, мадам.

– Но вы не можете присылать клиентам ученых, как машинисток!

– Почему бы и нет?

– Потому что, как только ваш ученый снова окажется всвободном мире, он откажется работать на нового нанимателя.

– Это верно, но до определенной степени. Ведь можно принятькое-какие меры.

– Что вы имеете в виду?

– Вы слыхали о лоботомии, мадам?

Хилари нахмурилась:

– Это операция на мозге, не так ли?

– Так. Вначале ее применяли для лечения меланхолии.Постараюсь не употреблять медицинских терминов, чтобы вам было понятно. Послеоперации пациент больше не пытается покончить с собой, избавляется от чувствавины, угрызений совести. Он становится беспечным и, как правило, послушным.

– Но ведь успех бывает далеко не стопроцентным?

– В прошлом – да. Но мы достигли здесь огромного прогресса вэтой области. У меня тут три хирурга – русский, француз и австриец. Путемразличных манипуляций с мозгом они уже приближаются к состоянию, когдапослушание будет можно гарантировать, а волю – контролировать без всякогоущерба для умственных способностей. Полностью сохраняя интеллект, человек будетвыполнять любое приказание.