– Слушай, – тоскливо спросилДмитрий, – а вот если серьезно… Обмороки что – остались в восемнадцатомтире девятнадцатом веке? В наше время их вообще истребили как класс, да?

– В основном, – авторитетно кивнулАндрей. – Ты только представь, сколько тогда всего на себе дамы таскали.Нижние юбки – штук десять, не меньше. Потом платья – на булавках, заметь себе,потому что шить было слишком долго. И чтобы эти булавочки не кололись, надобыло оставаться прямой как палка. А ткань была покрыта всякой тяжелой вышивкойиз натуральных золотых и серебряных нитей или таким же металлическим кружевом…Носили корсеты, которые сдавливали тело, как «испанский сапожок». На головепарик весом этак в пять кэгэ, да еще с каким-нибудь парусником или корзинойцветов, прикрепленной на макушке. Да честно говорю! В конце восемнадцатоговека, во времена Марии-Антуанетты, дамочки даже в каретах сидеть не могли из-завысоты своих причесок, приходилось на коленях стоять, иначе корабли непомещались. А кринолины? Знаешь, что это такое?

Дмитрий молча очертил широчайший круг вокругбедер.

– Вот именно! И если в наивысшем обществеделали кринолины из китового уса, то для других это было расточительно. Гнулиивовые прутья, а то и обручи металлические вшивали в юбки. Теперь поговорим прообувь. Туфли носили в основном не кожаные, а шелковые. Каблук – сантиметровдвенадцать по-нашему, подметка тоненькая, часто даже картонная. А их косметика?Натуральные жиры, натуральная сурьма на бровях, мука на лице – рисовая, новсе-таки мука… И вот вообрази такую бедняжку. Даже в туалет толком не сходить!А если жара градусов тридцать? Рыцарю в железных латах было легче, чем этоймученице! Ну как тут не шлепаться в обморок на каждом шагу?! А в наше время – что?Ни бюстгальтера, ни даже трусишек некоторые не носят, наденут какую-нибудьрастянутую майку или вообще сетку рыболовную на тело – и чешут в растоптанныхкроссовках. Волосы можно наголо остричь, чтоб хлопот поменьше было. Хот-дог находу жует, курит, а то и пиво из горла хлобыщет. Да ее и атомной бомбой непрошибешь, а ты говоришь – обморок…

Дмитрий не выдержал – захохотал:

– Ты рассуждаешь как специалист!

– Нет, это моя бывшая супружница быласпециалистом – по истории костюма. А заодно и по обморокам. Вот и я вершковнахватался. Ну, впрочем, это все детали. Рассказывай дальше.

– Да что особо рассказывать? – Дмитрийснова помрачнел. – Она в обмороке, я на коленках вокруг кресла ползаю. Идернуло меня воскрешать ее, как в сказке «Спящая красавица», – поцелуем. Иона, как в сказке, открыла глаза… Дальше поставим многоточие. Разумеется, онабыла не девица, но я на это не обратил никакого внимания: считал себяудостоенным, осчастливленным и все такое. Мгновенно поволок ее в загс: никто измоей родни и пискнуть не успел, а я уже был женат.

– А что, пищали бы?

– Да уж наверное. Невестка-то постарше была,поопытнее, к тому же москвичка, а они, знаешь, рождаются уже практичными,мудрыми и все понимающими. А матушка ее на меня и вовсе как на родного сынасмотрела. Но было уже поздно… У Илоны – жену мою так звали – своего дома небыло, она тоже у родственников каких-то жила. Мы сняли квартирешку, я бросилинститут, конечно, сразу работать пошел, не мог же сидеть на шее у жены. Скороузнал, что она забеременела. Малость струхнул, не скрою. Ни жилья, ни денег… Ноя вообще против абортов, если не по здоровью, конечно, а Илона сказала, чтоврачи ей пригрозили: если сделает аборт, детей вообще может больше не быть, даи у самой какие-то там женские неполадки – нельзя, словом, ни в какую. Она струдом все это переносила. Тошнило ее жутко…

– В обмороки падала… – с невинным видомпробормотал Андрей.

– Вот-вот, – усмехнулся Дмитрий. –Ты все сразу правильно понял. А я был сущий теленок и любил ее, конечно,крепко. Ох и крутился я тогда… Вкалывал день и ночь – устроился в однуавторемонтную мастерскую и заколачивал деньгу. Постепенно стал очень даженеплохо зарабатывать. Как-то поуспокоился: ничего, думаю, выживем. И впервыепорадовался, что будет ребеночек. Я его, честно, хотел. И вот однажды прихожу сночной смены, а дома никого. Ни записки, ничего, но видно, что Илона дома неночевала. Ну, думаю, все: ей стало где-нибудь плохо, выкидыш или что, увезли по«Скорой». Я – на телефон, обзвонил все, что мог, – нигде ее не нашел, ни водной больнице. Сижу как дурак, слезы на глазах. А тут как раз в газетах писалипро какого-то маньяка, который нападал на беременных женщин… Можно представить,чего я тогда напридумывал. И вот сижу, значит, вожу так растерянно глазами покомнате и вижу, что верхний ящик серванта задвинут не до конца – наперекосяк. АИлона была такая аккуратистка, если что не на месте лежит или там шторка наокне криво задернута – ее прямо трясет. И меня успела вышколить. Я машинальновстал и пошел закрывать этот ящик. И увидел, что ее старенькой косметички, гдемы деньги держали, нет на месте. И знаешь, что я, дурак, тогда первым деломвообразил? Что в дом ворвались грабители, украли деньги. А ее скрутили,задушили и затолкали куда-нибудь в нишу. Я даже ниши побежал осматривать,ей-богу! Никакого трупа там не было, разумеется, но тут зазвонил телефон. Этобыла она. И такая раздраженная: «К тебе невозможно пробиться! Все время занято,занято! У тебя жена пропала, а ты с кем-то по телефону болтаешь!» – «Дая, – говорю, – как раз ищу ее, жену свою, по милициям да по«Скорым»…» Она засмеялась, а потом передала трубку мужчине. В общем, не помнюдословно, до меня как-то все это плохо тогда доходило, но смысл был в том, чтоон мне очень благодарен. Оказывается, они с Илоной давно встречались, и ребенокбыл его, но потом они поссорились, он уехал и не знал, что она беременна. Атеперь вернулся, все осознал – и никому не отдаст ни своей жены, ни своегоребенка. И я могу потребовать от него любой компенсации – он так и выразился.

– Это при том, что она все ваши денежкисвистнула, как я понял? – уточнил Андрей.

– Да ну, чепуха, – махнул рукойДмитрий. – На здоровье. В конце концов, я же для нее зарабатывал. Но самоеудивительное, что я сразу этому мужику поверил. И как-то высветилось, прояснилосьвсе в наших отношениях. И даже то, что она исподволь намекала: мол, врач неисключает преждевременных родов. И раздражительность ее, и сдержанность поотношению ко мне, и…

– И обмороки, – ехидно вставил Андрей.

– И обмороки, – согласился Дмитрий.

– А дальше что?

– Что же дальше могло быть? Я уехал из Москвы,вернулся в Арзамас к родителям, заочно закончил институт. Там в милициипоработал, они меня в Школу милиции все сватали. Я хоть в Нижний и уехал, нопошел в пожарные, а потом Разумихин сюда меня сосватал…

– А ты – меня, – закончил Андрей. –Все с тобой ясно, Димыч. Экий же ты, брат, скрытный, сколько лет вроде как вдрузьях и вообще, а ни словом не обмолвился про такие дела.