Но Дэнни спал, глубоко, медленно дыша. Джек немного посидел,глядя на него, и, подобно водам прилива, на него нахлынула волна любви. Почемуон так наорал на мальчика? Небольшое заикание для него было вполне нормальным.Мальчуган выходил из обморока или какого-то непонятного транса, и при такихобстоятельствах в заикании не было совершенно ничего удивительного. Ничего. Даон вовсе и не сказал «таймер». Это было какое-то другое слово, какая-то чушь,абракадабра.

Откуда он знает, что в роке играют с подачами? Кто-нибудьрассказал? Уллман? Холлоранн?

Джек опустил глаза и посмотрел себе на руки. От напряженияпальцы крепко сжались в кулаки, (Господи, выпить, выпить бы!) а ногти вонзилисьв ладони, как крошечные клейма. Он медленно заставил себя разжать кисти.

– Я люблю тебя, Дэнни, – прошептал он. – Господь свидетель,люблю.

Джек вышел из комнаты. Он снова сорвался, совсем не сильно,но и этого оказалось довольно, чтоб ощутить страх и дурноту. Выпивка смыла быэто ощущение, будьте уверены. И это, (что-то про таймер) и все прочее. Тут онне мог ошибиться ни в едином словечке. Каждое прозвучало ясно, как ударколокола. В коридоре он помедлил, оглянулся и машинально промокнул губы носовымплатком.

В свете ночника их очертания были всего лишь силуэтами.Венди в одних трусиках подошла к кроватке и снова укрыла его – он сбросилодеяло. Джек стоял в дверях, наблюдая, как она прикладывает сыну запястье колбу.

– Температура есть?

– Нет.

Она поцеловала Дэнни в щеку.

– Слава Богу, ты договорилась с врачом, – сказал он, когдаона вернулась к двери. – Думаешь, этот парень свое дело знает?

– Кассирша сказала, врач он очень хороший. Вот все, что явыяснила.

– Если что-нибудь окажется не так, я отошлю вас к твоейматери, Венди.

– Нет.

– Я знаю, – сказал Джек, приобняв ее, – что ты чувствуешь.

– Ты вообще не представляешь, что я чувствую к ней.

– Венди, больше мне некуда вас отправить. Ты же знаешь.

– Если ты приехал…

– Без этой работы мы по миру пойдем, – просто сказал он. –Ты же понимаешь.

Силуэт Венди медленно кивнул – она понимала.

– Когда я в тот раз говорил с Уллманом, я подумал, что онпросто дурью мается. Теперь я в этом не уверен. Может быть, мне действительноне следовало браться за такую работу и тащить сюда вас обоих. За сорок миль, вникуда…

– Я люблю тебя, – сказала она. – А Дэнни любит тебя дажесильней, если такое возможно. Ты разбил бы ему сердце, Джек. И разобьешь, еслиотправишь нас отсюда.

– Не говори так.

– Если доктор скажет, что что-то не в порядке, я поищуработу в Сайдвиндере, – сказала она. – Если в Сайдвиндере я ничего не найду, мыс Дэнни уедем в Боулдер. К матери я не могу ехать. Ни при каких отношениях. Непроси. Я… я просто не могу.

– По-моему, это мне понятно. Выше нос. Может, ничего и нет.

– Может быть.

– Вам к двум?

– Да.

– Венди, давай оставим дверь в спальню открытой.

– Я и сама хотела. Но, думаю, сейчас он спит.

Но он не спал.

Бум… бум… бум… БУМБУМБУМ…

Он удирал от тяжелых, гулких, сокрушительных звуков поизвилистым, похожим на лабиринт, коридорам, босые ноги шлепали по вытканным наковре черно-синим джунглям. Каждый раз, как где-то позади себя он слышал удармолотка для роке по стене, ему хотелось громко закричать. Но нельзя. Нельзя.Крик выдаст его, и тогда (тогда ТРЕМС) (ИДИ СЮДА, ПОЛУЧИ, ЧТО ЗАСЛУЖИЛ, ПЛАКСАПОГАНЫЙ!) О, он слышал – хозяин этого голоса приближается, идет за ним,крадется по коридору, по враждебным сине-черным джунглям, как тигр. Людоед.

(ИДИ-КА СЮДА, МАЛЕНЬКИЙ СУКИН СЫН!) Если б ему удалосьдобраться до ведущей вниз лестницы, если бы удалось убраться отсюда, счетвертого этажа, все было бы в порядке. Даже с лифтом. Если бы тольковспомнить, о чем забыли. Но было темно, и от ужаса он перестал ориентироваться.Свернул в один коридор, потом в другой, сердце комком прыгало во рту, обжигаяледяным холодом; он боялся, что за любым поворотом может лицом к лицустолкнуться с этим тигром в человеческом образе.

Теперь стук раздавался прямо у него за спиной, слышалсястрашный, хриплый крик.

Свист – это головка молотка рассекла воздух, (Роке… грох!..роке… грох!.. ТРЕМС) прежде, чем с сокрушительной силой ударить в стену. Тихийшелест шагов по ковру-джунглям. Паника струйкой горького сока брызнула в рот.

(«Ты вспомнишь, о чем забыли…» но вспомнит ли он? О чем?) Онвлетел за очередной угол, и в нем медленно поднялся ужас – чистейшей воды ужас:тупик. С трех сторон хмурились запертые двери. Западное крыло. Он находился взападном крыле, а снаружи доносился визг и вой бури, которая словно быдавилась, забив снегом собственное темное горло.

Всхлипывая от ужаса, он прижался спиной к стене, сердцебешено колотилось, как у кролика, запертого в норе. Когда спина Дэнни прижаласьк извилистым волнистым линиям выпуклого рисунка светло-голубых шелковистыхобоев, его ноги подкосились и он, дыша со свистом, рухнул на ковер, разбросаввывернувшиеся наружу руки по джунглям сплетенного с лианами дикого винограда.

Громче. Громче.

В коридоре был тигр, и теперь этот тигр оказался прямо зауглом – назойливые, раздраженные, полные безумной ярости крики не утихали,молоток для игры в роке врезался в стены, ведь тигр этот был двуногим, это был…

Внезапно подавившись на вдохе воздухом, он проснулся и сел,резко выпрямившись, уставившись в темноту широко раскрытыми глазами,загораживая лицо скрещенными руками.

На одной что-то было. Оно ползало.

Осы. Три штуки.

Тут они ужалили; Дэнни показалось, что все жала вонзилисьодновременно, и тогда-то все образы распались на куски, ринувшись на мальчикатемным потоком. Он завизжал в темноту; словно приклеившись к его левой руке,осы жалили еще и еще.

Вспыхнул свет, там стоял папа в шортах, глаза сверкали.Позади него, сонная и испуганная, стояла мама.

– СНИМИТЕ ИХ С МЕНЯ! – верещал Дэнни.

– Боже, – сказал Джек. Он увидел.

– Джек, что с ним? ЧТО С НИМ?

Он не ответил. Подбежав к кроватке, он сгреб подушку иударил ей по пострадавшей руке Дэнни. Еще. Еще. Венди увидела, как в воздух сжужжанием поднимаются неуклюжие силуэты насекомых.