— Это в дверь, — с чувством глубочайшей вины пояснил он.

Я опешила и не поверила:

— Что?

— Ко мне кто-то пришел. Кто-то чужой, потому что своипо-другому звонят, — пояснил он и грустный поплелся в прихожую.

А я осталась сидеть на диване, разжеванная судьбой.Безжалостная судьба меня пожевала и выплюнула на этот старый и грязный диван…

Жан-Пьер быстро вернулся.

— Тебе принесли билет на поезд до Тьонвиля, — сообщил онудивленно. — Здесь письмо, речь идет об отеле «Пандан». Видимо, тамзабронирован номер.

— Тьонвиль — это где? — спросила я, трепеща от радости.

— Далеко.

От страха не скоро увидеть Казимежа мое сердце сжалось:

— Как далеко?

— Километров триста по железной дороге.

— Фи, — выразила презрение я, — это ж рукой подать! Но всеже где этот Тьонвиль? Можно узнать подробней?

— Где-то на границе, рядом с Германией и Люксембургом.Может, ближе к Бельгии. Надо посмотреть на карте. Я не был там никогда.

Жан-Пьер вытащил карту, и мы очень быстро отыскали Тьонвиль.«Дыра, наверное, еще та», — подумала я, ничуть об этом не сожалея. Какаяразница, где встречаться с Казимежем? Хоть в кратере действующего вулкана, лишьбы скорей.

— Ах, я не купила трубку моей бабуле! — вдруг вспомнила я.

Жан-Пьер удивился:

— Ты деньги нашла?

— Да, они в моей сумке. О боже! Где сумка? — меня бросило вжар, а следом и в холод.

— Не пугайся, ты оставила ее на балконе соседа, — сообразилЖан-Пьер.

Уже через час трубка «Данхилл» (с двумя белыми пятнышками)покоилась в моей сумке рядом со всяческими аксессуарами и с самым изысканнейшимтабаком. Я была счастлива.

«Как прекрасна жизнь, если подойти к ней умело!» С этойоптимистической мыслью я попыталась войти в отель, но не тут-то было. Дорогумне преградил Тонкий.

— Иди за мной, — процедил он сквозь зубы.

Я нехотя повиновалась. С соблюдением конспирации я вновьпопала к мужчине с сигарой. Не могу сказать, что жаждала этой встречи, ноничего не поделаешь: такова жизнь с ее бесконечными сюрпризами и «подарками».

Мужчина с сигарой на этот раз был недоволен.

— Почему ты сняла брошь? — строго спросил он. Пришлосьсплести сказочку про разлитый на грудь коктейль и поспешное переодевание, входе которого брошь была забыта на старом платье. Рассказывала я, мысленновознося благодарственные молитвы всевышнему. За что? Да за то, что он подарилмне подругу Ганусю — иначе где бы еще я научилась так врать, с ходу и на любуютему?

Мужчина с сигарой слушал мое повествование (довольно длинноеи подробное) и задумчиво пыхал дымом. На его беспристрастном лице не отражалосьэмоций. Должна сказать, не самая лучшая аудитория для моего вдохновения.

— Что ж, — произнес он, когда я иссякла, — будем считать,что врешь убедительно.

Я энергично его поддержала:

— Давайте так будем считать. Тем более что мне некогдабольше врать.

Мужчина выразил удивление.

— Ты куда-то спешишь?

— Да, в Тьонвиль на встречу с Казимежем.

Сигара едва не вывалилась из его косматого рта, так широкоэтот рот распахнулся. Мужчина катапультировался из кресла и бросился меняобнимать. «Отзывчивый человек, — с одобрением подумала я, — и душевный.Радуется чужому счастью, словно ребенок».

— Когда ты едешь? — спросил он меня, пожирая глазами,полными отеческой нежности и любви.

— Вот, — я показала билет и бумажку с названием отеля. —Сегодня еду, и номер уже забронирован. Вы мне денег еще дадите? — деловитоосведомилась я.

Мужчина испуганно замахал руками:

— Хорошо, что напомнила! Я чуть не забыл!

— А вещи мои? Будет лучше, если я заберу их с собой. Все.

— Кому лучше? — опешил мужчина.

«Мне лучше, чудак», — подумала я, а вслух вежливопроизнесла:

— Лучше для дела.

— Конечно, — согласился он. — Вещи возьмешь с собой. Чтотебе известно еще?

Мучительно хотелось поинтересоваться, что конкретно он имеетв виду? Вспомнив уроки бабули, я решительно подавила это желание и ответила:

— Пока ничего. Надеюсь, в Тьонвиле больше узнаю. Будут ещеприказания? — спросила я, давая понять, что очень спешу.

— Поступим следующим образом, — спохватился мужчина. — Тыедешь в Тьонвиль и действуешь там по обстоятельствам. Должен тебя огорчить: вТьонвиль ты поедешь одна.

«Одна — это значит без Тонкого. Нашел чем огорчить. Свитамне ни к чему, тем более при встрече с Казимежем».

— Не волнуйтесь за меня, — как самому близкому человекусказала я ему, а он похлопал меня по плечу, по-доброму мигнул сразу двумяглазами и прошептал:

— Знаю, ты умница, справишься.

— Справлюсь, — скромно потупившись, заверила я. — Все будетхорошо.

— Связь будем держать по телефону. Номер вот, — он протянулмне бумажку, — запомни, а бумажку сожги и звони только в крайнем случае. Дальшевсе по инструкции.

Мы простились тепло и по-дружески. Я с грустью поймала себяна мысли, что слегка полюбила этого доброго человека, но внутренний голосподсказывал: встретиться снова нам не судьба. Так и получилось, а жаль. Большемне никогда не платили так щедро бог знает за что.

Вернувшись в отель, я первым делом заказала носильщика итакси. На месте не сиделось, душа рвалась в Тьонвиль, к Казимежу. Между тем, ятщательно проследила, чтобы из камеры хранения отеля были получены все вещи.Все до одной.

В Тьонвиль я прибыла поздно вечером. Долго стояла на перронев окружении своих сумок. Я надеялась, что Казимеж встретит меня цветами, ноперрон опустел, а Казимеж не появился. Пришлось ехать в отель.

Вот там действительно меня ждали. Номер, как и предполагалЖан-Пьер, был забронирован на мое имя. Я сдала вещи в камеру хранения, взялаключи и отправилась спать. Боюсь, заснула раньше, чем упала в постель. Сныснились такие, что пробуждение показалось жестокостью. Казимеж обнимал и ласкалменя именно так, как мужчины это умеют лишь в женских снах. Проснулась я отзвонка. Вскочила, схватила трубку, все еще оставаясь там, в страстных объятияхмоего Казимежа, и услышала его низкий, словно простуженный голос: