— Муза…

— Казя, — томно пропела я.

— Муза, ты проснулась уже?

— Еще нет…

— Любовь моя, тогда спи, — и он бросил трубку.

«Кто после этого будет спать? Спать я могла и в Париже! Ну,Казимеж! Сведет он меня с ума!»

Я рысью прошлась по номеру, мысленно отмечая, что онзначительно хуже того, который был у меня в Париже. И отель совсем не то, кчему я уже привыкла. Вот она, благодарность мужчины! Меняю лучшее на худшее! Иради чего? Чтобы он спокойно пожелал мне приятного сна?

Приняв душ, я присела к зеркалу и нанесла на лицо печаль смиловидным уклоном. Я горделиво понесла эту печаль в бар в надежде найти тамКази-межа. Но вместо любимого в баре меня поджидали еще большие неприятности.Бармен признавать меня не пожелал и сухо приветствовал казенным поклоном. Онвел себя так, словно никогда не слыхал о моих любимых ликере, сигаретах,орешках и глазированной булочке. Английского языка он не знал, как и русского.Я поняла в полном объеме, на какие лишения обрекла себя ради Казимежа. И гдеон, этот обманщик? Почему не утирает моих горьких слез?

С непосильным трудом объяснила бармену, что такое ликер,кофе, сигареты и глазированная булочка с ореховой начинкой. После этого,изможденная, я откинулась на спинку стула и жадно закурила, озираясь посторонам. Бессердечный Казимеж мог подойти в любой момент: мне хотелось бытьготовой к его приему, но он все не подходил. Это меня раздражало.

Когда на столе появился ликер, я немного приободрилась, апоследовавшие за ним кофе и булочка вернули мне доброе расположение духа. Жизньуже не казалась такой бессмысленной. Я ела булочку, пила кофе и обмениваласьлюбезными взглядами с мужчинами, думаю, местными. Бармена, кстати, я тоженачала приручать. (Видимо, та девица правильно меня копировала. Водится за мнойэтот опасный грешок — приручать всех без разбору.) И бармен уже не спускал сменя глаз, что несколько затрудняло поглощение булочки. Под его восхищеннымивзглядами было неудобно распахивать рот так, как требовали размеры булочки.Впрочем, выход я быстро нашла: двумя пальчиками отщипывала кусочки, которые, небез кокетства, уминала один за другим. В общем, трапеза прошла на высокомуровне. Я ела, как императрица, а все, затаив дыхание, заглядывали мне прямо врот.

Но, насытившись, я заскучала. Казимеж не появился, а чтоделать в чужом городе, я понятия не имела. Вышла на улицу, прогулялась поместным магазинам, но после Парижа мне все было не то. Пришлось вернуться вотель.

Едва я вошла в номер, как зазвонил телефон. В ярости ясорвала трубку и услышала нежное:

— Муза…

Я вскипела:

— Казимеж! Что это значит? До каких пор я буду торчать вэтой дыре?

— Муза, ты обворожительна. Еще прекрасней, чем была два годаназад.

Ну как не растаять после таких слов? Естественно, ярастаяла:

— Ах, Казя, ты видел меня?

— Я следил за тобой, — смущенно признался он, — и едва нечокнулся от любви.

— Почему ты не подошел?

— Не мог. Я следил не один. Какой-то тип ходит за тобой попятам.

«Неужели Тонкий?»

— Высокий, худой и противный? — спросила я.

— Высокий, стройный и очень красивый, — с брезгливостьюответил Казимеж.

Тонкий под это описание совершенно не подходил. Что же затип ходит за мной? С таким я не прочь познакомиться. Впрочем, смотря чего он отменя хочет. Хотя глупый вопрос. Чего хотят от меня все мужчины? Абсолютно ясночего: денег, уборки, жратвы.

— Казимеж, дорогой, почему бы тебе не прийти ко мне в номер?

— Это невозможно.

— Почему?

— Пока крутится этот блондин, я опасаюсь к тебеприближаться.

— Казя, что ты говоришь. Блондин? Здесь? Надеюсь, это неПьер Ришар и не Депардье. Других блондинов среди французов не знаю.

Казимежу не понравился мой игривый тон. Он рассердился:

— Мне не до шуток! Это черт знает что! Почему какой-то уродне отходит от тебя ни на шаг в то самое время, когда я хочу тебя видеть?

Я разволновалась:

— Урод? Почему урод? Ты же говорил, он красив!

— Да, парень красавчик, но все равно он урод, раз мешает намвстретиться.

Ха! И еще кто-то ругает женскую логику! Мужская логика чемлучше?

Пришлось предложить:

— Хочешь, я пойду и надаю этому красавцу-уроду пощечин?

— Хочу! — воскликнул Казимеж. Похоже, он совсем пал духом.

Я усомнилась:

— Вряд ли это поможет. Лучше подождем, пока ему прискучиттаскаться за мной.

— А если ему никогда не прискучит?

Пришлось согласиться:

— Да, мне бы не хотелось жить здесь до пенсионного возраста.А что происходит? — вдруг озадачилась я. — Почему мы должны прятаться? Ты что,преступник?

— Хуже, Муза!

— Хуже?!

— Да, я слишком честный.

Он не врал. В честности Казимежа я никогда не сомневалась.

Пока я раздумывала, как быть, Казимеж торопливо воскликнул:

— Прости, Муза, больше говорить не могу.

В трубке раздались гудки.

Не имею возможности передать свое горе. Вот это я влипла таквлипла. Оставалось одно: пойти поглазеть на красавца блондина.

Я отправилась в бар, пристально изучая всех, кто попадалсямне на пути, и оглядываясь по сторонам ежесекундно. Однако старания мои былисовершенно напрасны. Высоким блондином там и не пахло. Вокруг брюнеты одни, чтодля Франции неудивительно. И в баре блондина не было. Зато бармен…

Ну, да не о нем разговор. Я отправилась в вояж по городу,продолжая тревожно оглядываться. Как только выдерживала моя бедная шея,травмированная чертовым стулом! Я не пропускала ни одной витрины, настойчивовысматривая блондина, — все напрасно. Мужчины встречали меня бессмысленными(думаю, от восхищения!) взглядами, но увязываться за мной никто не спешил. Яприближалась к унынию.

«Или я непроходимая дура и никудышный сыщик, или все обстоитеще хуже», — в конце концов решила я и вернулась в отель.

Телефонный звонок не заставил себя долго ждать.

— Муза, ты прелесть, я умру от любви, — простонал мойКазимеж.

— А я — от любопытства, — рявкнула я.