— Да, я делаю глупости и занимаюсь этим всю свою жизнь, такчто поднаторела. Поэтому повернись, голубушка, ко мне спиной и заложи назадсвои грабли.

Не встретив сопротивления, я связала девицу и приступила кдопросу.

— Кто ты такая? — спросила я, тыча ей в бок пистолет. — И покакому поводу маскарад?

— Я Муза Добрая, — неискренне призналась девица.

— Значит так, дорогая, — свирепея, воскликнула я, — это яМуза Добрая, но не настолько я добрая, чтобы дурить меня безнаказанно.Немедленно приступаю к пыткам. Сначала прострелю тебе левую ногу, затем правую,потом за руки примусь. Нравится тебе перспектива?

Девица проблеяла:

— Не-ет.

— Тогда отвечай на мои вопросы! — рявкнула я, щелкнувзатвором.

— Не знаю, что говорить, — разрыдалась девица.

— Просто отвечай на вопросы. Кто ты?

— Я человек.

— Очень ценная информация. Как зовут?

— Селена.

— Кто заставил тебя выдавать себя за меня?

— Не знаю, — пропищала девица, испортив такой красивыйдопрос.

Оказывается, не такое простое дело этот допрос. Как можнодопрашивать человека, когда он нехотя отвечает? Я пришла в бешенство и теперьуже по-настоящему. Уж не помню, что я там делала, но девица изрядно струхнула ипринялась выдавать информацию очень охотно.

Оказалось, что она русская, из семьи эмигрантов, проживающихв Лондоне. Какой-то незнакомый мужчина подошел к девице на улице и сделалпредложение, от которого эта дурочка не смогла отказаться: он предложил ей спомощью пластической операции изменить свою внешность таким ужасным образом,чтобы походить на меня.

Я поразилась:

— И ты согласилась?!

— Он обещал хорошо заплатить, — сообщила девица себе воправдание.

Если честно, не представляю, сколько надо заплатитьчеловеку, чтобы он согласился взять мою внешность. Лично я эту чертовувнешность получила бесплатно, но, дай мне волю, запросила бы за «счастье» такоесумасшедшую сумму: нулей сорок — не меньше. И все эти нули (то есть деньги)сразу ушли бы на то, чтобы от этой внешности безвозвратно избавиться. Почему?Потому что я умная девушка, а эта дурочка согласилась взять мою внешность…

— За сколько ты согласилась? — с жалостью осведомилась я.

— За сто тысяч евро, — хлюпнула носом девица.

— Ну, хоть что-то, — вздохнула я.

Из сочувствия не стала открывать бедняжке глаза на то, каксильно она продешевила. Уже с состраданием я спросила:

— И что было потом, как тебя превратили в меня?

— Я долго училась говорить и ходить, как ты.

Пришлось ужаснуться.

— Что? Шепелявить и косолапить?! — содрогаясь, воскликнула яи поразилась:

— Какая жестокость! Как же они это делали?

— Видеозаписи мне показывали, — пояснила девица. — Я виделатебя с твоими знакомыми и друзьями, все подмечала, запоминала. Потом меня долгоэкзаменовали, а затем дали чемодан с одеждой, деньги и отправили сюда, в Париж,на задание.

— Так это ты разгуливала с Роже и Жан-Пьером, — прозрела я излорадно ей сообщила:

— Тогда ты плохо училась, Жан-Пьер тебя раскусил.

Девица, против моих ожиданий, не обиделась, а согласилась:

— Да, я знала, что из этой затеи ничего не получится. Такотвратительно ходить и говорить может только один человек: ты.

Как бы женщина себя ни нахваливала мужьям и подругам, вглубине души она точно знает, чего стоит на самом деле, — я тоже знала, апотому обиделась и возмутилась:

— Ну, ты и дрянь! И я тут вожусь с тобой! А ну, признавайся,на кого ты работаешь? — гаркнула я, готовая прострелить все, что девица имеет,чтобы, зараза, не подражала моей исключительности.

— Не знаю, честное слово, не знаю! — взмолилась девица. —Эти люди преступники! Они очень опасны, так что держись подальше от них, покажива! Клянусь матерью, отцом и любимой собакой! Клятва серьезная — япризадумалась: «А что, может, она и не врет? Девица круглая идиотка. Кто быстал с такой откровенничать? А люди, ее пославшие, преступники уже потому, чтодоверили оружие такой недотепе».

— Хорошо, — сказала я, — если тебе планов не раскрывали, тозадание выдать по-любому должны. Иначе зачем ты носилась по Парижу в моемкрасном платье?

— Да, мне каждый раз говорили, что я должна делать и гдегулять. Я и гуляла.

— Не станешь же ты меня убеждать, что кто-то потратил безднуденег на операцию и прочую чепухню с одной только целью: чтобы ты моглапрогуляться по Парижу в моем красном платье?

— Нет, не стану, — согласилась девица. — Но разумногообъяснения этому не нахожу. Мне в номер по утрам звонили, я подробноотчитывалась о каждом своем шаге и получала другое задание. Вот и все, что язнаю.

Мне стало ясно, что время потеряно даром.

— Вот что, милочка, — страшно сожалея о предстоящемпоступке, сказала я, — придется тебе посидеть до утра в этом сарае. Раньшеотпустить не могу, слишком ты для меня опасна.

С этими словами я покинула бедную пострадавшую девушку. Идело здесь не в сарае. Уж не знаю, какой она раньше была, но сейчас — чистыйурод!

Утром я проснулась от страшного грохота в дверь — такиежуткие звуки в кинофильмах сопровождаются фразой: «Откройте, полиция!» Словнокем-то куда-то ужаленная, я вскочила с постели — на пороге стоял Жан-Пьер.

— До звонка Казимежа осталось сорок минут, — сообщил он, синтересом изучая мои голые ноги.

С криком «О, ужас!» я бросилась одеваться, что Жан-Пьервоспринял совсем неприязненно — по его мнению, и в плавках с майкой я былахороша.

Через десять минут его потрепанный «Ситроен» нес нас поулицам города мимо упоительных заведений, где вам всегда с радостью нальют иподнесут. Дорога к дому Жан-Пьера буквально утыкана этими заведениями,неудивительно, что бедняга так редко бывает трезв. Он (как и остальные друзьяКазимежа) соответствует истине: настоящий мужчина силен перед врагом и слабперед соблазном.

К квартире Жан-Пьера мы прибежали вовремя: он еще возился сключом, а из прихожей уже доносился телефонный трезвон.

— Это Казимеж! Быстрей! Быстрей! — трепеща от волнения,громко молила я.

Жан-Пьер последовал моему совету; ушко ключа хрустнуло ирассталось с рабочей частью, которая продолжала торчать из замка.