– Еще бы.

– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Почему бымистеру и миссис Боуден не обратиться в службу доверия? Разумеется, никтоничего не узнает. Там директором Гарри Акерман, мой старый друг. Только ненадо, чтобы эту идею им подал Тодд. Я думаю, предложение должно исходить отвас. – Эдвард Фрэнч широко улыбнулся. – Кто знает, может быть, к июню всепостепенно войдет в колею. Всякое бывает.

Мистера Боудена явно встревожил такой поворот.

– Предложить я, конечно, могу, но, боюсь, они мальчику этопотом припомнят. Положение сейчас весьма шаткое. Возможен любой исход. Амальчик… он мне обещал всерьез налечь на предметы. Он сильно напуган плохимтабелем. – Боуден как-то криво усмехнулся, и эта усмешка была Эдварду Фрэнчунепонятна. – Сильнее, чем вы думаете.

– Но…

– И мне они потом припомнят, – продолжал Боуден, не даваяему опомниться. – Еще как припомнят. Моника давно считает, что я сую свой носкуда не следует. Неужели бы я совал, посудите сами, когда бы не такая ситуация.Лучше всего, я думаю, оставить все как есть… до поры до времени.

– У меня в этих вопросах большой опыт, – сказал Фрэнч, кладяруки на папку с личным делом Тодда и глядя на Боудена более чем серьезно. –По-моему, им не обойтись без квалифицированного совета. Как вы понимаете, ихсемейные проблемы интересуют меня постольку, поскольку это влияет науспеваемость Тодда. А сейчас влияние налицо.

– А что если я выдвину контрпредложение? – сказал Боуден. –Если не ошибаюсь, у вас существует система оповещения родителей о плохихоценках их ребенка?

– Да, – осторожно подтвердил Калоша Эд. – Карточки,подытоживающие прогресс неуспевающих. Сами ребята их называют завальнымикарточками. Такая карточка дается в том случае, когда по какому-то предметуитоговая оценка – два Либо единица.

– Прекрасно, – сказал Боуден. – А теперь мое предложение:если мальчик получит одну такую карточку… хотя бы одну, – он поднял вверхскрюченный палец, – я выйду с вашим предложением. Более того. Если мальчикполучит такую завальную карточку в апреле…

– Вообще-то, мы их даем в мае.

– … в этом случае я гарантирую, что они примут вашепредложение. Их, право же, волнует судьба сына, мистер Фрэнч. Но в настоящиймомент они так увязли в собственных делах, что… – Он только рукой махнул.

– Понимаю.

– Давайте же дадим им срок во всем разобраться. Пусть самивытащат себя из болота… это будет по-нашему, по-американски, не правда ли?

– Пожалуй, – после секундного раздумья сказал Эдвард Фрэнч.И, посмотрев на стенные часы, которые напомнили ему о предстоящем через пятьминут свидании с очередным родителем, он поспешил добавить: – Что ж,договорились.

Он и Боуден встали почти одновременно. Пожимая старику руку,Фрэнч не забыл про его артрит.

– Но должен вас предупредить, мистер Боуден, шансынаверстать за какой-нибудь месяц то, что было упущено почти за полгода, прямоскажем, невелики. Тут нужно горы своротить. Так что от данного сегодня обещаниявам все равно не уйти.

– Да? – только и сказал Боуден, сопровождая вопросзагадочной усмешкой.

В продолжение всего разговора что-то все время смущалоЭдварда Фрэнча, но что именно, он понял только за завтраком, в школьном буфете,через час с лишним после того, как «лорд Питер» покинул его кабинет, элегантнозажав под мышкой свой черный зонт.

Калоша Эд беседовал с дедушкой Тодда минут пятнадцать, а тои двадцать, и, кажется, ни разу за все это время старик не назвал своего внукапо имени.

Через пятнадцать минут после конца занятий Тодд, бросиввелосипед у дома, одним махом взбежал по ступенькам знакомого крыльца. Он отпердверь своим ключом и сразу направился в залитую солнцем кухню. Лицо Тодда какбудто тоже озарял свет надежды, но свет этот пробивался сквозь мрак отчаяния.Он остановился на пороге, с трудом переводя дыхание, в горле ком, живот свело…а Дюссандер – этот как ни в чем не бывало раскачивался в своем кресле,потягивая доброе старое виски. Он был все еще в костюме-тройке, разве толькочуть расслабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Его глаза, глазаящерицы, смотрели на мальчика, ничего не выражая.

– Ну? – наконец выдавил из себя Тодд.

Дюссандер не спешил удовлетворить его любопытство, и этисекунды казались Тодду вечностью. Но вот старик поставил кружку и сказал:

– Этот болван всему поверил.

У Тодда вырвался вздох облегчения. А Дюссандер ужепродолжал:

– Он предложил, чтобы твои родители походили на консультациив службу доверия. Он, собственно, настаивал на этом.

– Ну, знаете!.. А вы… вы что… что вы ему?

– Все решали секунды, – сказал Дюссандер. – Но я вроде тойдевочки из сказки, которая, чем серьезней момент, тем смелее на выдумки. Япообещал вашему Фрэнчу, что, если в мае ты получишь хоть одну завальнуюкарточку, твои родители непременно воспользуются его предложением.

Кровь отхлынула от лица Тодда.

– Да вы что! – вырвалось у него. – Да я УЖЕ схватил две парыпо алгебре и одну по истории! – У него выступил пот на лбу. – Сегодня писаликонтрольную по французскому… тоже будет пара, и думать нечего. Весь урок думал,как вы там с Калошей Эдом… обработаете его, не обработаете… Обработали,называется! – воскликнул он горько. – Ни одной завальной карточки! Да янахватаю их штук пять или шесть!

– Это максимум, что я мог сделать, не вызвав подозрений, –заметил Дюссандер. – Ваш Фрэнч хоть и болван, но свое возьмет. Если ты невозьмешь свое.

– Чего-чего? – Тодд, с перекошенным от злобы лицом, готовбыл наброситься на старика.

– Будешь работать. Эти четыре недели ты будешь работать какзверь. В понедельник ты пойдешь ко всем учителям и извинишься занаплевательское отношение к их предметам. А еще…

– Это не поможет, – перебил его Тодд. – Вы не врубились. Поприродоведению и истории они ушли, считай, недель на пять. По алгебре – вообщена десять.

– И тем не менее. – Дюссандер подлил себе виски.

– Смотрите, какой умник выискался! – заорал на него Тодд. –Нашли кому приказывать. Не то времечко, понятно?! – Он вдруг перешел наиздевательский шепот. – Самое страшное оружие теперь у вас – морилка для крыс…вы, дерьмо засохшее, сморчок вонючий!

– Вот что я тебе скажу, сопляк, – тихо произнес Дюссандер.

Тодд дернулся ему навстречу.

– До сегодняшнего дня, – продолжал тот, отчеканивая каждоеслово, – у тебя еще была возможность, весьма призрачная возможность выдатьменя, а самому остаться чистым. Хотя при таких нервишках вряд ли бы тысправился с этой задачей, но допустим. Теоретически это было возможно. Носейчас все изменилось. Сегодня я выступил в роли твоего дедушки, некоегоВиктора Боудена. Любому человеку понятно, что это было сделано – как в подобныхслучаях выражаются? – с твоего попущения. Если сейчас все выплывет наружу, тебене отмыться. Крыть будет нечем. Сегодня я постарался отрезать тебе пути котступлению.