– Твоя живая тень, твое второе «я». С тобой и без тебямы воедино слиты. Я отражусь в тебе, как в зеркале разбитом, сквозь трещиныморщин, о молодость моя…

Гудки отбоя ударили ей в ухо. Алла осторожно положила трубкуна рычаг, словно боялась, что та сейчас рассыплется на мелкие пластмассовыекусочки. Сердце гулко ухало где-то в горле, под нейлоновой ночной сорочкой покоже катились крупные капли пота. Она не узнала этот голос, более того, несмогла даже определить, мужчине он принадлежит или женщине. Превозмогая охватившийее панический ужас, Алла вылезла из-под одеяла, подошла к бару, плеснула встакан на два пальца чистого джина, поколебавшись, поставила на место бутылку стоником и выпила неразбавленный напиток залпом. Потом выдернула из розеткителефонный штепсель, быстро нырнула в постель, выключила свет и укрыласьодеялом с головой.

Утром Настя проснулась от сильной головной боли. «Этого ещене хватало, – с досадой подумала она. – Вчера – спина, а сегодня иголова вступила. Дальше что будет? Все части тела хором запоют?»

Она осторожно попыталась повернуться в постели и сморщиласьот боли в пояснице. Ну что за невезенье! Лешка, конечно, тут же открыл глаза.

– Давай помогу, – сонным голосом проговорилон, – сама ведь не справишься, инвалидка грешная.

У Чистякова накопился огромный опыт борьбы с Настинойбольной спиной, посему процедура извлечения жены из постели была проведенабыстро, ловко и почти безболезненно. Через несколько секунд Настя былаприведена в вертикальное положение без единого стона.

– Теперь куда? – спросил муж.

– Теперь в ванную. Меня надо поставить под душ, но так,чтобы на спину лилась горячая вода, а на голову холодная. Сумеешь?

– Никогда. И не проси. Единственное, что могупосоветовать, это налить в ванну горячую воду, посадить тебя в нее, а на головуположить холодный компресс. Больше никак не получится. Что, голова сильноболит?

– Сильно. Леш, ну почему я такая нескладная, а? Вечно уменя болит что-нибудь… И вообще ничего не получается.

– Ну начинается! – вздохнул Чистяков. – Сутра пораньше нытье по своей загубленной жизни. Вчера ты причитала по поводусвоего морального падения. А сегодня что?

– А сегодня я причитаю по поводу собственной глупости.

Настя добрела до ванной и с помощью Алексея влезла под душ,подставив ноющую спину под горячие струи воды. Через несколько минут ей удалосьокончательно проснуться и даже вполне самостоятельно вылезти из ванны. На кухнеона залпом выпила стакан ледяного апельсинового сока и тут же схватилась за чашкус горячим кофе. Это был проверенный и испытанный годами способ привести себя вболее или менее нормальное настроение и в почти рабочее состояние.

Она всегда вставала с большим запасом времени, зная, что поутрам бывает вялой и медлительной. Настя Каменская терпеть не могла торопиться,потому что в спешке обязательно ухитрялась сделать что-нибудь не так. Временидо выхода на работу у нее было вполне достаточно, и, закуривая первую в этотдень сигарету, она погрузилась в размышления о странном убийстве ЛюдмилыШироковой. В нем все время что-то не увязывалось. Например, Стрельников. Зачемон спрятал переписку Людмилы? Если убийца – Люба Сергиенко, стало быть, егособственная ревность тут совершенно ни при чем. Для чего ему письма? Даже еслибы оказалось, что Людмилу убил именно он, все равно непонятно, зачем хранитьулики. Никакой логике не поддается.

Теперь Сергиенко. Все, конечно, указывает на нее. И мотивесть, и психическое состояние Любы вполне соответствует ситуации. Тяжелаядепрессия с религиозными мотивами греховности и искупления. Но картина самогоубийства остается непонятной. Что несла в руках Широкова, оказавшись нагородской помойке? Какую тяжесть? Почему высоченные каблуки ее нарядных туфелектак глубоко ушли в землю? Эксперт Олег Зубов сказал, что на ее одежде обнаружилтолько тканевые волокна. Это значит, что ни деревянных ящиков, ни тем болееметаллических Широкова не носила. Может быть, это был камень? Но тогда были бычастицы почвы, пыли или иная грязь. Где можно взять абсолютно стерильныйкамень? Ответ очевиден: нигде. И вообще, зачем ей таскать камни? Даже еслидопустить, что каменная глыба без посторонней грязи все-таки была, то где она?Куда девалась? На месте обнаружения трупа Широковой никакого громоздкогопредмета, в том числе камня, не было. Его Люба, что ли, с собой унесла? Тожемне, две спортсменки-тяжелоатлетки, что одна, что другая. Нет, это полный бред.И потом, если Люба там была, то где следы ее обуви? Следы туфелек Широковойесть, а следы убийцы где? Не по воздуху же Люба передвигалась… Чертовщинакакая-то.

Волокна ткани. Это может быть шарф или пальто, если свойзеленый шелковый костюм Широкова носила не только в теплое время года, но и вхолодное, под пальто. Это может быть что угодно, если костюм висел на вешалкевплотную с другой одеждой или лежал в чемодане. Это могут быть волокна с одеждыпассажиров в переполненном транспорте. Если же вспомнить о неустановленномтяжелом предмете, то это может оказаться чем-то завернутым в материю. Ну и чтотакое было в эту материю завернуто? Зубов клянется и божится, что вес предметане меньше сорока восьми – пятидесяти килограммов, он десять раз перепроверял ипересчитывал.

– Ася, – донесся до нее голос мужа, который ужеуспел не только позавтракать, но и полностью одеться и был готов к выходу издома. – Ты что, уснула?

Настя встрепенулась и помотала головой.

– А что, уже пора?

– Мне – да. Если ты быстро соберешься, я доброшу тебядо центра. Мне сегодня нельзя опаздывать, я на десять утра назначил совещание.

– Сейчас, солнышко.

Она погасила сигарету и стала натягивать джинсы и свитер.Завязывание шнурков на кроссовках превратилось для нее в целую проблему,наклоняться было больно даже из положения сидя, но Леша давно привык к этому,поэтому без лишних слов опустился на колени и помог ей.

В машине они ехали молча. Настя сначала подумала было, чтоАлексей сердится на нее за что-то, но потом сообразила, что он простособирается с мыслями перед совещанием. Сама же она снова вернулась к странномуубийству Людмилы Широковой и непонятной роли некоего любвеобильного ВиктораДербышева, которому Мила должна была написать письмо и от которого даже ответполучила, но который клянется, что никаких писем от нее не получал, сам ей неписал и вообще в глаза красавицу блондинку не видел. Эксперты быстрого ответапо поводу почерка не обещали, но фотография-то совершенно точно Дербышева, а неего двойника. Привезенный на Петровку, Виктор «под протокол» опознал на снимкесебя и свою одежду, а потом приехал вместе со следователем и оперативниками ксебе домой и эту одежду предъявил. Не убийство, а сплошные загадки. Настяпримерно представляла себе, что нужно делать дальше, если раскручивать этулинию расследования, но вот вопрос: а надо ли? Если Широкову убила ее подругаСергиенко, то история с письмами никакого отношения к этому не имеет. Иливсе-таки имеет?