Калика вытер рот тыльной стороной ладони.

— Да? — удивился он. — Так ничего и незаметил? А ямка с соленой землей?

Томас опешил:

— А это при чем? Там ямка, а здесь чудесное творениеприроды...

Калика довольно хлопнул его по колену:

— Это по-моему! Так и надо объяснять. Пусть молодыенароды не забивают себе головы всякими чудесами да легендами. Это простосоляной столб, сэр Томас. Козы да олени, ты ж знаешь, как любят соль. Отовсюдучуют по запаху, сбегаются как ошалелые, лижут так, что все слизывают... Вондаже соленую землю грызли. Чего-то в организме не хватает, как думаешь?

— Соли не хватает, — ответил Томасраздраженно. — Соли! Люди еще дальше за солью ездят. Воюют!

— Знаю, — ответил Олег насмешливо, — Даже вонта россыпь звезд, что протянулась через все небо, знаешь, как зовется?

— Как?

— Чумацкий шлях, — сказал Олегнаставительно. — Чумаки за солью ездят на край света, а за тыщи летнарассыпали из мешков...

Томас торопливо глотал ломти разогретого мяса, запил вином.Калика уже был на ногах. Томас кое-как проглотил последний кусок, чуть неудавился, подхватился на ноги. Чувствовал себя виноватым, ибо все-таки егоневесту, уже почти жену, ищут, а он вроде как медлит.

К соляному столбу пугливо подбежали дрожащие от страха дикиекозочки. Умоляюще глядя на больших и грозных людей, торопливо лизали белуюфигуру, отскакивали, дрожа всем телом, снова подбегали, их красные языкичасто-часто шлепали по белому камню Из кустов нерешительно приближались олени.Большие глаза тревожно следили за людьми, но уши повернулись в сторону соляногостолба.

Томас оглянулся, хлопнул себя по лбу:

— А как же... откуда взялся этот столб? Вчера вечеромего ж не было. Я запомнил место. Стоит на той же ямке!

Калика шел, задумавшись. Томас дернул за локоть, спросилгромче, прямо в ухо, как глухому. Калика удивился:

— Разве я не сказал?.. В прошлое нельзя оглядываться,сэр Томас. Особенно, когда сжигаешь все мосты за собой. Надо смотреть тольковперед, думать о грядущем. А эта дура оглянулась! Вот и превратилась в солянойстолб. Уже и пламя там погасло, и городов тех нет, но она все стоит и смотрит.Посланцы Сатаны, козы, слизывают до основания, то ли из жалости, то ли он нехочет, чтобы люди вняли предостережению... Ну, а твой бородатый не хочет, чтобыжертва была напрасной. Вот и вырастает за ночь соляной столб снова и снова.

Томас перестал оглядываться, только много спустя сказал с потрясениемв голосе:

— Это ж сколько веков стоит и смотрит! А вокруг —пустыня.

Калика равнодушно буркнул:

— Кто знает, что она зрит? Может, все еще видит, как снеба сыплется огонь, как горят дома, люди, скот, вся прошлая жизнь идет голубымдымом. Потому никак не опомнится в прежнюю бабу.

Томас окинул статую жены Лота сожалеющим взором:

— Как жаль, что тупые скоты еще до обеда залижут этопрекрасное произведение до неузнаваемости!

— Со скотами так всегда, — согласился Олег. —Либо растопчут, либо забодают, либо в слюнях утопят. Но настоящее искусство,как видишь, не гибнет. Возрождается.

Говорил чересчур серьезно, надувал щеки как епископ, Томасна всякий случай нахмурился и пораздувал ноздри. У язычников нет в душесвятого, над чем только не глумятся! Потому и должна святая церковь железнойдланью искоренить все не свое, истребить, а что не удастся сжечь и пустить поветру, то растащить по камешку. Чтобы даже соблазна не осталось.

Пот заливал глаза, Томас смахивал его горстью. Случайновскинул лицо, взгляд зацепился за нечто блеснувшее в небе, от чего по всемутелу прошла странная волна свежести и непонятного возбуждения. В то же время ончувствовал, как страх вздыбил волосы на руках и по всему телу. Кто-то могучий ивластный смотрел на него, как ему показалось, с недоумением и насмешливойжалостью. Томас ощетинился, ладонь метнулась к рукояти меча.

Ощущение чужого взгляда пропало, но Томас чувствовал, чтонеизвестный гигант просто потерял к нему интерес, как он, Томас, не слишкоминтересуется заботами муравьев, через которых перешагивает ежечасно. Калика шелнеторопливо, давал ему поспевать в его железе.

— Ты видел? — спросил Томас.

— Чего?

— Кто-то смотрел на нас.

Калика повел плечами:

— А что? Мы мужики видные.

Томас рассердился:

— Кто-то огромный! И сильный, как... как ураган, какземлетрясение.

— Да ну, — сказал калика спокойно, и на Томасасразу пахнуло ледяным ветром Гипербореи. Калика отвел глаза, но Томас уже зналотшельника, тот наверняка ощутил опасность много раньше. И сейчас держится так,будто уже давно заметил, как кто-то поглядывает на них время от времени.

— Кто это? — спросил он сдавленным голосом.

Калика не замедлил шага:

— Не знаю.

Томас благочестиво перекрестился, даже испустил глубокийвздох облегчения:

— Славе тебе, Господи!.. Хвала Пресвятой Деве!.. Виватсорока мученикам!..

— Что с тобой, — буркнул Олег удивленно. —Такой прилив благочестия! Хоть сейчас в монастырь. Опять воздух колыхнул?

— Да нет, я уж боялся, что все на свете знаешь. А с такимспутником от тоски удавиться разве что. Да и всякое знание от Сатаны, всякзнает!

Ноги все труднее отрывались от земли, подошвы шаркали, как устарика. Калика остановился лишь на короткую трапезу, снова безжалостно поднял,и так навстречу заходящему солнцу, распухшему и багровому, уже небо запылалокак сарацинская крепость, а они все шли, даже когда на темнеющем небе высыпализвезды. Томас стискивал зубы, молчал, калика в языческих размышлениях перепуталдень с ночью, но пусть дьявол придет за его душой, если калика услышит мольбуоб отдыхе!

Луна поднялась по-южному крупная, сразу залила мирсеребряным светом, мертвым и призрачным, в котором все знакомое сталонепривычным, пугающим, но вместе с тем загадочно красочным. Даже калика, чтовсе так же шагает впереди, выглядит не человеком, а существом из другого мира,где живут по своим законам, странным и причудливым, но привычным для техлюдей... если они люди.

Он зябко повел плечами, хотя все еще не остыл от дневногожара. Сейчас некогда, а когда все закончится, он сядет и все вспомнит, о чемговорил и что делал калика. Да и дядя Эдвин, жадный на странности мира,

вытащит подробности как клещами.

От шагающего калики внезапно упали две тени. Однаполупрозрачная, другая чернее самой ночи. Где она двигалась, там исчезало все,а потом выныривало как будто из бездны. Бесшумно носились летучие мыши, и чемдальше продвигались в ночи, тем луна становилась огромнее, а мыши пролетали каклетающие кабаны, волна воздуха едва не сбивала Томаса с ног.