Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Калика был задумчив, мысли витали далеко, а Томас ел быстро,косточки трещали на крепких зубах, но вдруг сморщился, выплюнул на серединустола крохотную щепочку.
— Что за мясо?
— Собачатина, — сообщил Олег злорадно. — Вэтих землях едят собак.
Томас отрубил, не дрогнув лицом:
— Мне плевать, что собака. Почему в мясе щепки?
— Торопились для знатного гостя, — пояснилОлег. — Рубили вместе с будкой.
— Тогда ладно, — решил Томас. — Когда извеликого почтения делают ошибки, это простительно. В хороших руках оставляемребенка.
Он запил квасом, со стуком поставил кружку на стол:
— Счастья вам, добрые люди!
— И вам, посланные самим небом...
Мужчина стоял на крыльце и махал им вслед рукой. Женщина невышла, словно страшилась, что в последний момент необычные странникипередумают, оглянутся, и бесценное сокровище растает как утренний туман.
К вечеру дорога вывела к каменной стене, там потерялась.Томас долго осматривался, пока не заметил торчащие пеньки. Недавно тут еще быллес, люди его вырубили, а дальше никто не ходил. По ту сторону, как Олегобъяснил, уже другой мир. Так и называется, потусторонний. Но ни перелететьчерез стену, что упирается в небеса, ни подкопаться, ибо стена уходит вглубь досамого ада...
Калика долго ходил вдоль стены, щупал, смотрел в небо. Лицопостепенно мрачнело. Томас сам попробовал осматривать каменную гору, но от неевеяло такой несокрушимой мощью, давящей и страшноватой, что даже простолюдинпонял бы, что в таком монолите, словно упавшем с неба, не окажется пещеры и длямуравья.
— Да что там муравью, — возразил Олег сдосадой. — Не протиснуться даже ангелу. Ну, которых по десять тысяч штукна острие каждой иглы... Что твой прелат говорил о ангелах? Раньше Адама былисозданы или позже? В ваших книгах неясно.
Томас оскорбился:
— Зачем их было создавать? Ангелы — это божьи мысли,чувства. Они никогда не были созданы.
Он не понял, почему глаза калики внезапно расширились,словно услышал откровение, но на всякий случай приосанился с небрежностью,королю мудрые мысли высказывать привычно, он натаскался еще в Сарацинии, когдагонял новичков перед штурмом какой-нибудь захудалой крепости.
А Олег привалился спиной к стене, закинул голову, коснувшисьзатылком гранита, почти такого же красного как его волосы, веки тяжелоотгородили пронзительно зеленые глаза от синего неба. Лицо было обреченное. Онмолча смотрел невидящими глазами в небо, дышал тяжело, с нехорошими хрипами.
— Все? — спросил Томас обречено.
— Должон быть, — ответил калика упрямо.
После короткого отдыха разбрелись в стороны, Томас тяжелотащился вдоль стены, ощупывал и осматривал, как вдруг краем глаза уловилдвижение. По-звериному быстро повернулся, а сердце вскрикнуло в страхе, ужечувствуя, что на этот раз безнадежно опоздал...
Прямо из каменной стены выступил невысокий человек весь взеленом. Даже лицо было слегка зеленоватым. Томас увидел мгновенное смазанноедвижение, и в смертном страхе понял, что лесной эльф — а они умеют пускатьстрелы со скоростью молнии, натянул лук, а острый наконечник стрелы направленему прямо в лицо.
— Олег... — выдохнул он.
Он успел увидеть, как половинка лица эльфа вспыхнула, онотшатнулся от слепящего солнечного зайчика, над ухом Томаса вжикнуло, больнодернуло за клок волос. Лицо эльфа исказилось гримасой ярости. Рука сновамолниеносно метнулась к колчану за спиной, вторая стрела легла на тетиву...
Но так же быстр оказался и меч Томаса. Голова эльфаразлетелась как гнилой орех, лезвие прошло наискось, срубило плечо и со звономударило в стену. Блеснул сноп искр, руки Томаса едва не вывернуло, а мышцыонемели по самые плечи.
Он остановился, дыхание рвалось из груди хриплое, надсадное.За спиной затопало, калика вскрикнул:
— Зеленый?
— Сейчас уже покраснел, — буркнул Томас. Он струдом вложил меч в ножны, руки дрожали и не слушались, он несколько разпромахивался.
Олег осмотрел разрубленного эльфа:
— Не могу понять, как ты успел... двигаешься, какбрюхатая корова.
— Если скажу, — ответил Томас, — ты, гнусныйязычник, не поверишь.
— Скажи. Может быть, поверю.
— Меня спас вот этот святой крест!
— Да пошел ты...
Томас молча смотрел, как отшельник, равнодушно переступивчерез эльфа, побрел вдоль стены, затем отпихнулся, сердце все еще колотится каку зайца, потащился следом. Он чувствовал, как нарастает напряжение. Это былокак ощущение лесного пожара, как приближение страшной грозы, которую еще невидно, не слышно, но муравьи уже спешат домой, закрывают щелочки в муравейнике,ласточки спешат наловить мошек, трава затихает, растопыривает под землейкорешки, готовясь ловить поступившую влагу.
— Плохо? — спросил он наконец в звериную спину.
Олег двигался все медленнее, наконец остановился. В зеленыхглазах были боль и поражение. Медленно двигая губами, словно переставлял скалы,произнес бесцветно:
— Ничего не получилось, Томас.
— Но... получится же? — прошептал Томас. —Неужели отступим?
Калика покачал головой:
— Все закрыто. Я ж говорил, раньше герои захаживали вподземный мир как в соседнюю деревню. Те времена кончились.
— Сэр калика, — прошептал Томас умоляюще, —Олег! Ну как же все? Ну такого быть не может! А если может, то мы ж люди! Мыдолжны суметь, нас такими создал Господь.
В зеленых глазах волхва было сострадание. Томас переступал сноги на ногу, заглядывал ему в глаза, губы вздрагивали, а на глазах вот-вотвыступят слезы.
— Все, — сказал Олег. — Возвращаемся.
Томасу почудилось, что мир дрогнул и качнулся от этихстрашных слов. Олег повернулся и пошел прочь. Томас, как привязанный, медленнодвинулся следом. Все тело налилось горячим свинцом, в груди была боль, а горлостискивала чужая рука.
Потерянно, он двигался, все еще не веря, что пришел конец.Под ногами дрогнуло, ему почудилось, что земля качнулась, словно ее кольнули.Негромкий гул докатился из глубин, но его перекрывал шум в голове. Каменнаястена, что загораживала дорогу дальше, звонко щелкнула, будто раскалили в огне.Томасу почудилось, что там подобно зловещей черной ящерице пробежала трещина,оставляя расколотый след. Калика уже ушел далеко, Томас позвал дрожащимголосом:
— Сэр калика! Это не нам предзнаменование?
Калика покачал головой, но в зеленых глазах промелькнулостранное выражение. Все чувства Томаса были подобно ветке ивового куста соснятой корой: он ощущал все необычно остро, сейчас почудилось, что калика ждалчего-то подобного. Но голос отшельника прозвучал буднично: