– Я в порядке! – с некоторым раздражением отмахнулся Григорий. Зачем же она на людях позволяет себе обращаться с ним, как с ребенком?

– Не обращайте внимания, – шепнул Елисееву эскулап: – Это она и себя успокаивает. Нам всем страшно.

– Мне не страшно, – возразил Григорий Григорьевич: – Я раздосадован тем, что из-за своей пустой болезни не могу присоединиться к казакам и вынужден бежать от большевиков, как какая-то испуганная крыса.

– Так уж и крыса… – обиделся банкир: – Да хоть бы и так. Всяко лучше, чем быть бравым героем до первого боя, где и снесут отчаянную голову. Умно ли лезть в драку, коли боевым искусствам не обучен, а другие таланты имеешь? Мы же не ждем, что офицеры вдруг начнут в банковском деле разбираться… Так пусть каждый своим делом занимается!

– Я тоже хочу к казакам! – заверещал шестилетний сын доктора: – Папа, купи мне шашку!

Гриша подмигнул малышу. Доктор укоризненно покачал головой.

Елисеевым и их попутчикам повезло. Они выехали к аулу, не нарвавшись на красных. Ночь уже накрыла южный край покрывалом черного бархата, украшенным крупными бриллиантами звезд. Крошечные искорки светлячков кружили в воздухе, изображая то пляску костра, то переливы северного сияния.

Шкуро прибыл в поселение незадолго до Елисеевых и развернул там штаб, уверенностью и активной деятельностью внушая беженцам ощущение, что они, наконец, в безопасности.

На следующий день после обеда колона снова отправилась в путь. Теперь через станицу Бекешевскую, где опасно было оставаться на ночлег, направились в Баталпашинск.

Хоть ночной переезд нагонял на людей страх, но более нападений на беженцев не было.

– Похоже, у Александра Григорьевича отряд больше, чем я ожидал, раз большевики не посмели к нам сунуться… – заключил банкир по приезду в станицу.

– Вероятно! Он выглядит таким спокойным. И бесконечно раздает приказания по телефону… Их тысячи полторы, не меньше!

– Не смешите! Полторы… Тысяч семь!

Гриша в споры о численности казаков не вступал. Сколько бы их ни было, беженцев они доставили в Баталпашинск в целости и сохранности. Теперь можно было отдохнуть, вымыться в бане и выспаться.

IX

Пока беженцы пытались прийти в себя после долгого марш-броска, Григорий перевернул вверх дном всю станицу в поисках шашки. Наконец, был найден прекрасный экземпляр, инкрустированный дорожкой бриллиантов, с надписями на рукоятке: «Честь, долг, отвага» и «За Веру и Отечество», с другой стороны. Теперь, с оружием, он мог пойти к Шкуро, проситься в отряд.

Он решительно вошел в штаб, представился и объяснил суть дела.

– Благодарю Вас, Григорий Григорьевич, за Ваш благородный порыв! – командир партизанского отряда смотрел на почтенного господина, тучного, с сильной одышкой, и пытался на ходу придумать уважительную причину отказа. Хоть Андрей Григорьевич и набирал людей в отряд, но пожилой мужчина, с очевидными проблемами со здоровьем, который, ни дня не служил в армии, был бы скорее обузой: – Видите ли, под моим командованием сейчас небольшая маневренная группа, всего двести душ – две смешанные сотни хопёрцев и терцев. Большая часть моего бывшего отряда из четырех тысяч казаков в августе перешла под командование полковнику Улагаю. Я безусловно планирую набрать больше людей, но не сейчас… Позже… Теперь нам важна скорость, которую громоздкое соединение дать не может.

– Как две сотни? – оторопел Григорий: – Мы были уверены у вас полторы тысячи, как минимум… Как же мы будем здесь обороняться, если нас атакуют большевики?

– По этому поводу беспокоиться не стоит! К нам уже идет генерал Покровский с большим отрядом. Скоро будут здесь, – улыбнулся Шкуро. Он был обладателем типичной славянской внешности – курносый нос, темно-русые волосы, светлые глаза с хитрым прищуром и лихо-закрученные пышные рыжеватые усы.

– Но как же? Все Ваши звонки, приказы… у нас было полное ощущение, что у Вас большое войско…

– Военная хитрость, – заливисто расхохотался Шкуро, – раз Вы поверили, значит, и разведчики противника тоже. Потому и не осмелились напасть на нас в дороге.

Григорий принял отказ Шкуро с пониманием. Купцу было за пятьдесят, он был тертый калач, и, естественно, понял, какова настоящая причина, но разве мог он винить командира казаков. Отчасти, он даже был согласен с банкиром-попутчиком – каждый должен заниматься своим делом. Он тоже терпеть не мог дилетантов. Эх, если б, Андрей Григорьевич встретил его лет десять назад, когда он был в отличной форме и дал бы фору любому юнцу, тогда бы он мечтал о таком бойце. Теперь, после сердечного приступа, слабый, отекший, задыхающийся от нехватки воздуха – вряд ли он мог претендовать на место в лихом отряде казаков.

Скоро в станицу, поблескивая серебряными лентами штандартов Конвоя Государя, прибыл отряд Покровского. Не было предела народной радости. Слезы счастья текли по измученным лицам встречающих. Казалось, с этими бравыми воинами в станицу вернулась прежняя Россия.

Действительно, на какое-то время в Баталпашинске воцарился мирный уклад.

На одном из обедов Григорий Григорьевич с Верой Федоровной оказались за соседним столом с великими князьями, которые были в сопровождении двух дам. Одну из спутниц такому заядлому театралу, как Елисеев, узнать было не сложно. Это была бывшая прима-балерина Мариинского театра – Матильда Кшесинская. Вторую черноглазую даму с красивыми соболиными бровями, которая явно была пассией Бориса Владимировича, Гриша никогда ранее не видел.

Компания за столом великих князей все разрасталась. Внимание Григория на какое-то время привлек вновь присоединившийся офицер с сухими потрескавшимися губами, к которому все обращались по фамилии Аркадиев. Борис Владимирович похлопывал его по плечу, как старого приятеля. Но настоящим шоком для Елисеева стало появление Закретского. Григорий уже и думать забыл про закадычного недруга, надеясь, что жизнь никогда их больше не сведет. Как бы не так! Вот он, собственной персоной. Даже в походных обстоятельствах красив и элегантен. Но откуда он взялся? Среди беженцев его не было. Гриша бы заметил. Неужели он пришел вместе с Покровским?

Граф тоже заметил Григория Григорьевича, но даже бровью не повел, словно знал, что тот в станице. Со своей типичной ехидной ухмылкой он подошел к Елисееву.

– Какая невероятная встреча! Не ожидал! – Закретский фальшиво и не очень старательно изобразил удивление: – А что же, Григорий Григорьевич, Ваша невестка Вас за свой стол не приглашает? Ах, конечно, простите мне мою неделикатность, сословием не вышли… Что же, каждый знай свое место! А каково это, когда видишь жену своего сына с другим мужчиной?

– Что Вы мелете? – Елисеев вскочил, готовый бросить в лицо Закретского салфетку. Перчаток в силу понятных причин у Григория с собой в станице не было. Зато у него была прекрасная драгунская шашка, которая при